Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже
Шрифт:
За четыре года до того, как после долгого, скрипучего раскачивания было принято решение об участии наших клубов в розыгрыше европейских Кубков, проницательный, дальновидный журналист Александр Перель опубликовал в «Футболе» полемическую статью «Давайте разберемся». Он писал: «Если мы и дальше будем уклоняться от участия в международных турнирах, то сама жизнь выключит нас из общения с лучшими клубами Европы. Только в официальных турнирах можно определить силу команды, ее мастсрство, ее класс».
Так сразу сложилось направление еженедельника.
Другой заботой Мержанова-редактора было собрать авторитеты, имена, чтобы издание звучало.
Словом, сбор всех частей. Мержанову было чуждо выпячивать свою роль, наоборот, на каждом шагу он твердил, что «Футбол» — дело всех, кто заинтересован в благополучии игры. Благодаря этому, люди, работающие на поприще футбола, легко приняли еженедельник как свой, родной. В. Маслов постоянно говаривал: «Наш журнальчик». А редакция по улице Архипова, 8 стала местом паломничества.
И мне приятно, что состоял в редколлегии с самого начала, а в третьем номере напечатался.
Наши с Мержановым отношения были своеобразны. Согласно распределению обязанностей, я как заместитель главного редактора «Советского спорта» курировал «Футбол». Зная достоинства Мержанова, редактора и журналиста, будучи с ним в добрых отношениях, считаясь и с тем, что он старше меня на двадцать лет, я не позволил бы себе вмешиваться в его дела. Кураторство соблюдал он. Мержанов следил за тем, чтобы я читал номера перед выходом, приносил рукописи, вызывавшие сомнение, планы номеров. Стоило мне, пожав плечами, вымолвить, что он разбирается во всем этом не хуже, чем я, как он взрывался и повышал голос: «Все, чем вы еще занимаетесь в газете, — ничто в сравнении с футболом!»
Всякий раз, когда Мержанов писал для «Советского спорта» или «Футбола», разыгрывалась одна и та же сценка. Он приходил ко мне, наказывал секретарше не звать меня к телефону и никого не впускать, захлопывал дверь на замок и клал передо мной рукопись.
— Читайте! — говорил он тоном приказа. Я знал, что мне не отвертеться, и откладывал в сторону даже самые срочные бумаги, как мы говорим, «в номер».
— Возьмите ручку,— тем же тоном произносил Мержанов.
Я начинал с небольших, осторожных поправок, но редакторский навык брал свое: что-то вычеркивал, что-то вписывал. Мержанов хранил молчание.
Закончив, я придвигал к нему рукопись.
— Может быть, что-то не так, посмотрите...
— Все — так. Только вы не думайте, что стилистические выкрутасы так уж важны: главное за что и против чего автор, мы — не Флоберы.
— Мартын Иванович, помилуйте: зачем же вы заставили меня читать, печатали бы как есть?
— Мне лучше знать—зачем. Вы — при должности.
Пикировка, постороннему показавшаяся бы не
слишком вежливой, заканчивалась тем, что мы не выдерживали и смеялись.
Мержанов нежно, даже сентиментально, впадая в восторженность, любил футбол красивый, изящный, техничный, был верным поклонником бразильцев. Среди наших мастеров его избранниками были Г. Федотов, Пайчадзе, Нетто, Сальников, Воронин, Месхи. Он мог любоваться
Работавшие рядом с Мержановым нередко расходились с ним в оценках, не принимали его крайностей. Одно время Мержанов сидел в комнате вдвоем с Александром Яковлевичем Виттенбергом, известным по псевдониму — А. Вит, и все, кто проходил мимо их двери, изумлялись: «Когда же они работают?» С утра до вечера оттуда раздавались крики: «Ты — жалкий оборонец!», «А ты — демагог и авантюрист!» Это не мешало Мержанову и Виту, людям умным и интеллигентным, отдавать должное друг другу, без этих схваток им, по-моему, было бы пусто.
Были и в прежние времена журналисты, писавшие о футболе со знанием дела, твердо и самостоятельно (М. Ромм, А. Перель, И. Бару, В. Фролов, Н. Киселев), но они оставались как бы сами по себе. Мержанов, коль скоро он оказался во главе «Футбола», специального журнала, замыслил создать школу боевой, атакующей журналистики и сам ее возглавлял, атаковал. Каким он хотел видеть футбол — активным, техничным, наступательным, такою он мыслил себе и футбольную журналистику. Добиться этого было не так просто, как может показаться, к соблазнительной футбольной теме льнут самые разные люди, среди них достаточно и таких, которые готовы «входить в положение», особенно если затронуты команду тренеры, игроки, им близкие, или таких, которым «до лампочки» проблемы, лишь бы пописывать, никого не задевая, безбедно, с удобствами.
Мержанов сражался все шесть лет, что был редактором «Футбола». И был влюблен в свое детище. Как-то, листая свежий номер, он произнес: «Сколько тут всего, а? И за какой-то пятачок. Год назад болельщику и не снилось такое чтиво».
«Футбол» начал с экспериментального — для выяснения рыночного спроса — стотысячного тиража, который стремительно рос с благословения довольной «Союзпечати». Был период, когда тираж подскочил, если память мне не изменяет, до трех миллионов. И читатели были довольны, и прибыль выросла. Вдруг нас поставили в известность, что тираж ему назначен постоянный — миллион двести тысяч. Кто назначил, почему пренебрегли интересами людей, да и финансовыми выгодами, — осталось неизвестно. Если в Москве «Футбол» продавали свободно, то в других городах им стали спекулировать, а райцентры и сёла и вовсе его лишились.
Случилось это после того, как в 1964 году наша сборная проиграла в Мадриде финальный матч Кубка Европы испанцам. Тогда отстранили от команды тренера Бескова, и, как мы чувствовали, футбол из-за этого поражения «наверху» необъяснимо, безвинно впал в немилость.
Спустя время мне рассказали, как было с тиражом. Перед М. А. Сусловым, в ведении которого находилась печать, положили сводку тиражей всех газет и журналов. «Футбол» там оказался выше некоторых органов, считавшихся «главнее». Тогда его название обвели красным карандашом, к овалу присоединили стрелку, указывающую его место пониже, знай сверчок свой шесток. Ведомственный пиетет был соблюден. Это называлось тогда «тиражной политикой».