Оболочка разума
Шрифт:
– Сохраните-ка такой оптимизм не то что с горбом, а с прыщом на носу, – посоветовал своему окружению доктор Рыжиков, любуясь устрашающими огрызками туркутюковских челюстей.
– У кого прыщ на носу? – появился в двери Черчилль, дожевывая бутерброд с селедкой. – Насчет прыщей в носу есть гениальное средство. Одеколон «Гвоздика», концентрированный. Только вовремя, пока намечается. А если разовьется, то всё, разнесет как картошку. Так у кого это прыщ?
Никто не захотел сознаться.
– Приятного аппетита, –
– А ничего! – облизнулся косметик. – Там такая очаровательная кусачая штучка. Глаза зеленые, грудь маленькая, просто прелесть! Смотрит – будто сейчас коготками царапнет. Я это дело обожаю!
– Кстати, – посмотрел Коля Козлов на деликатно промолчавшего доктора Рыжикова, – она может и по роже.
– Что? – не разобрал Черчилль.
– У нее парень, – почти с гордостью будущего тестя сообщил доктор Рыжиков, – второе место в городе по культуризму.
– А папаша – воздушный десантник, – добавила рыжая кошка.
– Ненавижу культуристов! – отрубил Черчилль, взбираясь на табуретку.
– Скажите-ка! – явно удивилась рыжая. – За что?
– Я умных культуристов не встречал. По-моему, тут развивается обратная пропорция: чем рельефнее мускулы, тем глаже извилины.
Доктор Рыжиков не без злорадства представил при этом Валеру Малышева.
И приказал:
– Лариса, Сулейман! Давайте в очередь обедать! Скоро будет нужна грубая физическая сила.
Рыжая моментально исчезла глянуть на коридорную соперницу. Сулейман застенчиво помедлил – как оказалось, в пользу другого едока.
– А там еще остался бутербродик? – поинтересовался притихший было Черчилль. – А то заснуть можно, пока дождемся зашивания. А если я засну стоя, упаду с табуретки.
В коридоре Валерия одной рукой оттянула со рта рыжей Лариски марлю, а другой ловко заправила его кусочком хлеба с ветчиной и завершила глотком кефира. Лариска благодарно замычала и скрылась. Это был годами отработанный ритуал.
Черчилль, увидев это, тоже разинул свой огромный, как у нахального птенца кукушки, рот. Валерия чуть отшатнулась: «Нестерильные сами!» Черчилль выбрал самый большой кусок ветчины и одним глотком ополовинил бутылку кефира.
– Сколько можно?! – возмутилась Валерия. – Там еще люди!
– У них нет аппетита, – нагло заявил Черчилль. – Между прочим, мне писали благодарственные письма Любовь Орлова, Людмила Шагалова, Аллочка Ларионова. Могу прислать фотокарточки с личным автографом. А мой процедурный кабинет – уникальный по оборудованию. Неужели не хотите посмотреть?
…– Только бы не перепутать лицевые нервы, – наставлял доктор Рыжиков свой народ. – А то выйдет мимика наоборот, как у болгар «да» и «нет». Будет смеяться – как плакать, а плакать – как смеяться…
– «Человек, который смеялся»? – высказал догадку Сулейман.
– Так точно, –
– Вот он, наверное, настоящий компрачикос, – сказал Сулейман еще об одном представлении кизыл-арватского детства, которое, увы, совпало с обликом консультанта. – Такой шикарный… Вот это справедливо, Юрий Петрович?
– Что? – грызанул доктор Петрович щипцами особо твердую челюстную косточку. – Уф…
– Давайте я, – подменил Сулейман. – Это уже моя область. Что вы на своей работе таким потом обливаетесь, еще от страха волосы седеют… Не там… резанете… А он красивых женщин по лицу гладит… И в золоте как падишах ходит… – Последние слова он прокряхтел с трудом.
– Не жмите так отчаянно, – предупредил доктор Рыжиков. – Потом неделю кистью не пошевельнете. И вы всему верите?
– Чему? – Сулейман перевел дыхание над кровоточащим огрызком, даже отдаленно не похожим на красивую цветную иллюстрацию, сделанную рыжиковской рукой. Эту реальность не передал бы и Гойя.
Лариса услужливо запшикала промывательной клизмой.
– Что он тут хорохорится? – сделал доктор Петрович первую примерку пластмассового вкладыша. – Дайте теперь я догрызу. Это фигурная работа, резьба по кости… Уф… Вот поедете к нему сдавать больного… На отделку… Увидите обожженных… облитых кислотой… порезанных… от рождения несчастных… Их гораздо больше, чем знаменитых актрис… Просто ему так…
– Он же меня приглашал приехать! – оскорбилась за свою попранную честь первая красавица операционной. – А вы меня под замок? Разлучить хотите человека с сердечным влечением?
– Просто спасаю вас от Черномора, похитителя Людмил… и Ларис…
– Это вы свою Валерку спасайте, а то он там в коридоре заторчал, – не полезла в халатик за словом избранница номер один. – А я себя сама спасу. Когда надо будет.
– Конечно, пусть Лариса Сергеевна едет, – мягко сказал Сулейман. – Ей там интереснее. Мне как-нибудь в зубной, потом, когда-нибудь. И все равно почему у людей за одну зарплату такие работы разные? За вашу же, например, где-то сидит сейчас в машине шофер и целый день ждет начальство с совещания. Даже книжку читать ленится.
– Так уж и ждет, – засомневался доктор Рыжиков. Наверное, пока начальник совещается, он возит левых пассажиров. А значит, уже не ленится, как вы утверждаете, Сулейман, слишком пессимистично… Где у нас конский волос Сильва Сидоровна?
Сильва Сидоровна оскорбленно приоткрыла влажную салфетку, под которой на блюдечке лежал тонкий моточек.
– О! Конский волос! – уважительно заметил вернувшийся мистер Черчилль, он же Черномор. – А я думал, вы тут шелковым канатом лицо зашьете. Так вся периферия делает, а мы за ними потом перекраиваем… А что тут у вас слишком пессимистично? Кожи, что ли, не хватает натянуть?