Обольщение ангела (Сердце ангела)

Грассо Патриция

И не дожидаясь разрешения короля удалиться, он повернулся и с Робертой на руках покинул залу. Граф Босуэл бросил на своего царственного кузена долгий, полный презрения взгляд, и вышел вслед за ним. Тем же путем двинулись и Генри Талбот с Роджером Дебре.

С отъездом Гордона Роберта оказалась совсем одна. Эти осенние дни с самого рассвета и до самого вечера были сумрачными и дождливыми, словно небо горевало вместе с ней. Совершенно упавшая духом, первую неделю своего заключения Роберта провела, то заливаясь слезами, то впадая

в глубокий полуобморочный сон без сновидений. Хотя Генри Талбот и пытался несколько раз получить разрешение повидаться с ней, ему в этом было отказано, и Роберта не видела никого, кроме Гэбби, которая оставалась все эти дни рядом с ней. Роберта отказывалась от пищи, выпивая только чашку бульона каждый вечер, и чахла на глазах.

Но со следующей недели она изредка начала вставать с постели. Роберта проводила долгие часы, сидя перед камином и уныло глядя на мерцающие языки пламени. Она перестала даже шить приданое для малыша. Зачем готовить все это для ребенка, которому не суждено появиться на свет? Найти пятьдесят тысяч золотых для Гордона непосильная задача. Кто станет разоряться ради женщины, которая взята под стражу, с которой не хочет иметь дело ни один добропорядочный христианин?

В течение всей третьей недели она тешила себя мыслью устроить побег, но не знала, как это организовать. Охраняли ее в Холируде на совесть; да и пусть ей даже и удалось бы бежать, в таком случае и она, и Гордон навсегда бы остались изгнанниками. Кто захотел бы ссориться из-за них с королем?

На двадцать первый вечер своего заключения Роберта печально сидела в кресле возле камина и рассматривала свой «дьявольский цветок». Кожа на ее левой руке не отличалась от правой. Как же могло такое невинное с виду пятнышко принести ей столько несчастий? Темный нежный цветок ставил под угрозу ее собственную жизнь и жизнь ее неродившегося ребенка. Но ведь зло коренится в сердце человека, а не на запястье левой руки. Если только…

Роберта искоса взглянула на Гэбби, которая сидела в соседнем кресле и вязала одеяльце для малыша, упрямо надеясь, что все кончится хорошо.

– Как ты думаешь, а может, я и в самом деле ведьма, при помощи магии проникшая в среду людей? – спросила она служанку.

Гэбби резко вскинула голову и недоверчиво уставилась на нее.

– А что, вполне может быть, – продолжала Роберта. – Представь, что феи похитили настоящую дочь Макартуров и подкинули на их место меня. Что ты об этом думаешь?

Гэбби хмыкнула:

– Я думаю, что вы рассуждаете сейчас глупее, чем мой Дьюи.

– Нет, это возможно, – настаивала Роберта, раздраженная ее вольностью.

– Фей и ведьм не существует, – покачав головой, сказала Гэбби.

– Откуда ты это знаешь?

– Бабушка Бидди так говорит. – Гэбби понизила голос и добавила: – Но на свете есть духи и привидения, и если бы бабушка увидела, как вы похудели, она убила бы меня и сделала одним из них.

– Не хочу я есть, – вздохнула Роберта, понимая, что начинается надоевший ей ежевечерний спор о том, что ей надо покушать.

– Если вы заболеете, пока находитесь на моем попечении, и бабушка

Бидди меня за это убьет, клянусь, я буду возвращаться и преследовать вас в виде страшного привидения, – пригрозила Гэбби то ли в шутку, то ли всерьез.

Эти ее слова заставили Роберту улыбнуться:

– Ну ладно, принеси мне тарелку супа.

– И кусочек хлеба с маслом?

Роберта неохотно кивнула.

Гэбби живо вскочила с кресла и, положив вязанье ей на колени, приказала:

– А вы продолжайте, пока я не вернусь.

Роберта посмотрела на вязанье и положила руку на живот. Ее прекрасному дитя никогда не пригодится та одежда и одеялко, которые они приготовили для него. А что будет делать Гордон, когда она и их ребенок, оба будут мертвы? Найдет ли себе другую жену? Или будет горевать и постарается отомстить за их смерть?

Дверь комнаты скрипнула и тут же тихо затворилась. За спиной Роберта услышала, как задвинули засов.

– Поставь поднос на стол, – сказала она не оглядываясь. – Я поем позднее.

– Нет, поешь сейчас, ангел, или уже не поужинаешь вообще.

При звуке хрипловатого голоса мужа, в котором она не могла ошибиться, Роберта вскочила с кресла. А повернувшись к двери, замерла, открыв от изумления рот.

У порога возвышалась фигура женщины огромного роста. Длинноволосая, одетая в клетчатую юбку и широкую темную накидку, женщина поставила поднос с ужином на ближний столик.

– Что такое? – растерянно спросила Роберта. – Что здесь происхо…

В это время женщина сбросила с плеч накидку и сорвала с головы лохматый парик.

– Не узнаешь? – расплывшись в знакомой неотразимой улыбке, спросил возникший перед ней Гордон.

Со сдавленным радостным криком Роберта бросилась в его объятия. А Гордон схватил ее и прижал к своему сильному мускулистому телу. Он опустил голову, нашел ее губы и прижался к ним в упоительном, переворачивающем душу поцелуе… который перешел в другой… А потом в третий…

Когда он наконец отнял свои губы, Роберта обвила его шею руками и приникла головой к его твердой груди.

– Нарушать королевский запрет опасно, – сказала она. – Тебе нельзя находиться здесь.

– Я не мог больше ни минуты оставаться вдали от тебя. – Гордон поднял ее лицо и заглянул в глаза. – Я люблю тебя всей душой своей и всем сердцем!

Услышав это, Роберта разразилась слезами. Она склонила голову и спрятала лицо у него на груди.

– Я думал, что мое признание в любви сделает тебя счастливой, – проговорил Гордон, ласково поглаживая ее по плечу.

– Я… я счастлива.

– Тогда почему же ты плачешь?

Роберта подняла на него залитые слезами глаза.

– Потому что ты меня любишь.

Это заставило Гордона улыбнуться:

– Ты бы еще горше заплакала, если бы узнала, что я испытал, чтобы добраться до тебя.

– Расскажи, – немного успокаиваясь, сказала она.

– Как видишь, я переоделся женщиной, – сказал Гордон, и в голосе его проскользнуло явное отвращение. – А затем Талбот настоял, чтобы я сыграл роль его эдинбургской любовницы.