Обольщение строптивой

Уиттиг Лорен

– Триона! – схватив со стола пергамент, закричал отец. Братья смеялись, а она стояла и смотрела на них, с ее рук на стол капали чернила.

– Что в этом смешного?

Никто не заметил, как в кабинет вошел младший брат Эйлиг. Войдя, он сразу понял, что случилось, и, схватив ковер, лежавший у двери, положил его к ногам Кэтрионы, беспомощно державшей перед собой облитые чернилами руки.

– Хорош улов, – улыбаясь, посмотрел на сестру Эйлиг. Улыбка не соответствовала тому, что она прочла в его глазах, и предупреждению, звучавшему в его голосе.

Он

был единственным братом, которого она любила, – светловолосый и не похожий на остальных.

– Кто, что и кому сделал на сей раз? – Эйлиг сначала посмотрел на сестру, а затем на Брока и братьев за его спиной.

– Вы, значит, ничего не сказали Эйлигу? – Кэтриона повернулась к отцу. – Вы боялись, что он сообщит мне?

– Нет. Не ждал, что Брок так проговорится. – Нилл Маклауд недовольно посмотрел на старшего сына. – Я собирался объявить это сегодня за ужином.

Для Кэтрионы это было вторым ударом в начавшееся так неудачно утро.

– Значит, вы собирались сообщить мне это, после того как всему клану станет все известно?

Кэтриона вытирала руки о платье, на котором уже был длинный след от чернил. Отец внимательно осматривал пергамент.

– Я не выйду за него замуж, – сказала она скорее себе самой, чем всем остальным в комнате. Она повернулась к отцу, сжав в руках подол светло-коричневого платья. – Если вы заставите меня, то я… то я… задушу его спящим. У вас тогда будут большие неприятности!

– Триона. – Отец протянул к ней руки, но она уже выбежала из комнаты, сопровождаемая издевательским смешком Брока.

Кэтриона бежала к главным воротам, разгоняя на пути играющих детишек и кур. Покинув двор замка, она увидела перед собой Лох-Ассинт во всей его зимней красе и снежные вершины гор. На каменистом спуске к берегу она замедлила шаги. Легкий декабрьский бриз трепал подол ее испорченного платья. Кэтриона обхватила себя руками, защищаясь от пронизывающего холода. Наступила зима, и именно в это время они пытаются выдать ее замуж. Лучше не придумаешь. Скоро все будет засыпано снегом, в горах дороги станут непроходимыми, все попрячутся по домам, чтобы переждать длинные месяцы и студеные ночи. Едва ли кто в это время осмелится покинуть свой дом.

Кэтриона смотрела на сверкающую гряду гор на фоне голубого неба. Она любила эти места, где пряталась от коварных шуток братьев.

Конечно, ее брак – это идея Брока. Он особенно хотел избавиться от нее, выдав замуж именно зимой, когда их горные деревни становятся отрезанными от всего мира. У нее не останется никакой надежды на возвращение домой. Хотя здесь она никому не нужна. Как жаль, что у нее нет сестры, матери или даже тетки. Ей так нужен друг.

Взяв круглый камешек, покрытый легкой пленкой льда, она прижала его к щеке, ожидая, когда станет таять лед от ее разгоряченного лица. «Будь они прокляты все – братья, отец, все прочие», – думала она, раздраженно бросив камешек и удачно попав в цель.

– Мне не стоит опасаться или ты набросишься и на меня тоже?

Кэтриона обернулась и увидела Эйлига. Его светлые волосы неровными

прядями обрамляли лицо, бледно-голубые глаза казались почти серебряными.

Он был младшим из ее братьев и всего на два года старше ее, а ей было девятнадцать, но он отличался умом и храбростью. Когда Брок торжествовал, сумев рассердить ее, Эйлиг всегда был единственным, кто не боялся успокоить сестру.

– Ну так как? – спросил он.

– Что как? О, ты думаешь, что я буду рвать и метать? – Кэтриона помотала головой и снова стала смотреть на озеро. – Не беспокойся, хотя здесь полно камней, если бы мне это понадобилось.

– Предупреждение понял. Я подумал, что тебе потребуется вот это. – И он набросил ей на плечи теплую накидку.

Спокойный голос младшего из братьев разительно отличался от снисходительно-покровительственного тона Брока. «Как ясное небо от суровой линии гор», – внезапно подумала Кэтриона. Ей захотелось броситься ему на шею, услышать успокаивающие слова, как это бывало в детстве, когда он рассказывал ей о своем пребывании в Эдинбурге, чтобы она поскорее забыла обиды, нанесенные ей старшими братьями. Однако она давно уже поклялась самой себе, что никто, даже Эйлиг, не увидит, что она уязвима. Кэтриона, укутавшись потеплее, продолжала смотреть на озеро, чтобы успокоиться.

– Этим утром выпало много снега в горах, – сказал Эйлиг. – Скоро он засыплет всю лощину.

– Значит, пришла зима? Эйлиг кивнул головой:

– Да, без сомнения. – Он обнял сестру за плечи и прижал ее к себе. – Если бы я знал это, то не утаил бы от тебя.

Кэтриона только пожала плечами. Она привычно скрывала боль и обиду. Угрозы и насмешки Брока задевали ее менее, чем понимание и доброта Эйлига. Последний раз она плакала, когда ей было двенадцать. Внимание Эйлига, его доброта заставляли ее теперь сдерживать рыдания, теснившие грудь. Нет, она не должна показывать свою слабость. Склонив голову на плечо брата, она попыталась успокоиться.

– Что ты будешь делать? – спросил ее Эйлиг после минутного молчания.

Кэтриона вновь почувствовала гнев. Вздохнув, она отстранилась от брата.

– Я не выйду замуж за Макдонелла. Это не пойдет на пользу ни мне, ни нашему клану. Это в интересах только Брока, который рад избавиться от меня, да еще Макдонеллов, которым нужны наши репутация и земли.

– Я тоже так думаю.

– Тогда почему отец позволяет им это?

Эйлиг пожал плечами. Взяв несколько камешков, он бросил их в воду.

– Отец, я думаю, устал от жалоб Брока и твоих ссор с ним. Ты же отказываешься сама найти себе мужа…

– Но никто…

– Да, я знаю, но ты не даешь отцу возможности что-либо предпринять. Он готов выдать тебя замуж за любого, кто согласится взять тебя в жены, и обязательно до того, как Брок предстоящим летом примет на себя обязанности главы клана вместо отца.

Кэтриона болезненно поморщилась.

– Значит, меня надо наказать за то, что я говорю все, что думаю? Ты действительно считаешь, что я заслуживаю такой судьбы, какую они мне готовят?