Обольсти меня на рассвете
Шрифт:
Кэм даже не знал, что ей ответить, – таким глупым показался ему вопрос. Он развернул Амелию лицом к себе и очень удивился, увидев, что его такая практичная, такая разумная жена на грани слез. Беременность делает ее эмоциональной, подумал он. Увидев влажный блеск в ее глазах, он почувствовал такой сильный прилив нежности, что не смог удержаться от того, чтобы не сжать в ладонях ее голову, не заботясь о том, что может испортить прическу.
– Ты все, ради чего я живу, – сказал он тихо, привлекая ее к себе. – Ты для меня все. Ничто и никогда не сможет меня заставить покинуть тебя. Если бы кто-то попытался нас разлучить, я
Она засмеялась сквозь слезы.
– Я думаю, хватит с нас скандалов на один вечер. Ты собираешься поговорить с Меррипеном?
– Разумеется. Он не станет меня слушать, но до сих пор меня это не останавливало.
– Ты думаешь, он… – Амелия замолчала, услышав шаги в коридоре и громкий шелест тяжелых шелковых юбок. Она съежилась, прижавшись к Кэму, и почувствовала, как он улыбается, уткнувшись лицом ей в волосы. Они оба стояли, замерев, прислушиваясь к болтовне двух проходящих мимо дам.
– И зачем только, скажи на милость, Ханты их пригласили? – раздраженно спросила одна из дам.
Амелии показалось, что она узнала этот голос – он принадлежал одной кумушке с кислой физиономией, что сидела в углу гостиной, пока остальные танцевали. Чья-то незамужняя тетушка из разряда старых дев.
– Может, потому, что они ужасно богаты? – предположила ее компаньонка.
– Полагаю, скорее потому, что лорд Рамзи – виконт.
– Ты права. Виконт, который к тому же еще не женат.
– И все же… Цыгане в семье! Только подумать! Разве можно рассчитывать, что они будут вести себя как цивилизованные люди?! Они живут, повинуясь лишь своим животным инстинктам. И мы должны вести себя с ними так, словно считаем их равными себе.
– Ханты сами буржуа, знаешь ли. Пусть Хант и скупил половину Лондона, он все равно останется сыном мясника.
– Они и многие из присутствующих здесь гостей – люди совсем не нашего круга. Я не удивлюсь, если этот скандал окажется не единственным. В такой компании возможно все, что угодно.
– Это ужасно, я согласна. – Повисла пауза, после которой вторая женщина задумчиво добавила: – Я искренне надеюсь, что на следующий год меня снова сюда пригласят…
Когда голоса стихли в конце коридора, Кэм, нахмурившись, посмотрел на жену. Ему было безразлично, что говорят люди о цыганах. Но ему было очень неприятно то, что стрелы, летящие в него, временами попадали в Амелию.
Амелия улыбалась, глядя ему в лицо. Глаза ее были темно-синими и ясными.
– Что тебя так забавляет? – удивленно спросил он.
Амелия крутила пуговицу на его сюртуке.
– Я просто подумала о том, что сегодня ночью эти две курицы скорее всего лягут спать в холодные постели, и согреть их будет некому. – В глазах ее сверкали озорные искорки. – В то время как я буду спать в обнимку со страстным красавцем цыганом, и он ни за что не даст мне замерзнуть.
Кев выжидал подходящий момент, чтобы подойти к Саймону Ханту, который все никак не мог избавиться от двух болтливых хохотушек.
– Можно на пару слов? – тихо спросил его Кев.
Хант, похоже, нисколько не удивился такой просьбе Кева.
– Давайте пройдем на заднюю террасу.
Из гостиной вела еще одна дверь, выходящая
Саймон Хант любезно улыбнулся и кивнул, когда любители сигар жестом пригласили его и Кева к ним присоединиться.
– Нам надо кое-что обсудить, – сказал он им. – Возможно, позже.
Прислонившись к железной балюстраде, Хант окинул Кева оценивающим взглядом.
Несколько раз они встречались в Гемпшире в поместье Стоуни-Кросс-Парк, граничащем с землями лорда Рамзи. Хант тогда понравился Кеву. Он вел себя по-мужски, говорил то, что считает нужным, прямо, без обиняков. Хант не делал тайны из своих устремлений. Он умел зарабатывать деньги и любил их тратить, и ему нравилась та власть, которую дает человеку богатство. И хотя большинство людей, достигших его высот, страдают завышенной самооценкой, Хант, казалось, не относился к себе слишком всерьез и обладал завидным чувством юмора. Он мог безжалостно подшучивать над другими, но и над собой тоже умел посмеяться.
– Полагаю, вы хотите спросить, что я знаю о Харроу? – спросил Хант.
– Да.
– В свете недавних событий ваше стремление навести о нем справки несколько напоминает попытку запереть дверь после того, как дом уже ограбили. И я должен добавить, что ничего не могу доказать. Но обвинения, которые выдвигают Ланемы против Харроу, достаточно серьезны, чтобы их следовало принять к рассмотрению.
– Что за обвинения? – прорычал Кев.
– До того как построить клинику во Франции, Харроу женился на старшей дочери Ланемов Луизе. Говорят, она была необыкновенно красива, немного избалована и своевольна, но в общем и целом – отличная партия для Харроу. За ней давали большое приданое, к тому же отец семейства имел весьма полезные связи.
Хант полез в карман сюртука и достал тонкий серебряный портсигар.
– Не желаете? – спросил он, предлагая Кеву сигару.
Кев покачал головой. Хант вытащил сигару, ловко отщипнул кончик специальными щипцами и чиркнул спичкой. Конец сигары загорелся красным, когда Хант глубоко затянулся.
– Если верить Ланемам, – продолжил Хант, выдыхая ароматный дым, – за год брака Луиза изменилась. Она стала покорной, очень тихой и абсолютно безучастной ко всему, что раньше вызывало у нее живой интерес. Когда Ланемы выказали свою озабоченность Харроу, он заявил, что все изменения в ней свидетельствуют лишь о наступившей зрелости и удовлетворении от семейной жизни.
– Но они в это не поверили?
– Нет. Однако когда они спросили об этом Луизу, она заявила, что счастлива, и попросила их не вмешиваться. – Хант вновь затянулся сигарой и задумчиво посмотрел вдаль, туда, где огни города светились в ночном тумане. – Во время второго года брака Луиза стала быстро угасать.
Кев похолодел, услышав слово «угасать». Так обычно говорят о людях, страдающих от неизлечимой болезни, которую врачи не могут диагностировать и понять.
– Она стала слабой, меланхоличной и все больше времени проводила в постели. Ничего не помогало. Ланемы настаивали на том, чтобы Луизу лечил их семейный врач, но и он не мог найти никаких телесных недугов, никаких физических причин для ее болезни. За месяц она сошла в могилу. Ланемы винили в ее смерти Харроу. До замужества Луиза была здоровой и жизнерадостной девушкой, а тут – всего два года брака, и ее не стало.