Обольсти меня на рассвете
Шрифт:
– Он пустился бы в долгие философские рассуждения о природе любви, и ни к каким практическим выводам его изыскания не привели бы, – сказала Амелия. – Но слушать его было бы очень интересно.
– Мне все равно, что там за сложности, – сказала Беатрикс, – я лишь знаю, что Уин должна выйти за Меррипена. Ты не согласна, Амелия?
– Это не наш выбор, – ответила Амелия. – И не выбор Уин тоже, если только этот упрямец не предложит ей альтернативу. У нашей сестры связаны руки. Она бессильна что-либо предпринять, пока Меррипен не сделает ей предложение.
– Разве не было бы справедливее, если бы леди могли делать предложение
– Господи, конечно, нет, – тут же ответила ей Амелия. – Тогда джентльменам было бы слишком легко жить.
– В царстве животных, – заметила Беатрикс, – самцы и самки имеют равный статус. Самка может делать все, что ей заблагорассудится.
– В царстве животных, моя дорогая, существует много всяких моделей поведения, которые мы, люди, считаем недопустимыми: чесаться на публике, например, отрыгивать пищу, распускать перья, чтобы привлечь партнера. Уже не говоря о том, чтобы… Ну, я думаю, можно не продолжать.
– Жаль. А я бы хотел, чтобы ты продолжила, – усмехнувшись, сказал Кэм. – Он усадил Амелию поудобнее, обняв одной рукой, и обратился к Поппи и Беатрикс: – Слушайте, вы обе. Никто из вас не станет приставать к Меррипену по поводу сложившейся ситуации. Я знаю, что вы хотите помочь, но добьетесь разве что того, что выведете Меррипена из себя. И тогда я не ручаюсь за последствия.
Сестры, недовольно поворчав, кивнули все же в знак согласия и расселись по углам. За окном все еще было темно, и раскачивание кареты убаюкивало. Через пару минут обе сестры уже дремали.
Взглянув на Амелию, Кэм увидел, что она все еще не спит. Он погладил ее по лицу и шее, заглядывая в чистые голубые глаза.
– Почему он не признался, Кэм? – прошептала она. – Почему он отдал Уин доктору Харроу?
Кэм ответил не сразу.
– Он боится.
– Чего?
– Того, что он может с ней сделать.
Амелия нахмурилась, не понимая.
– Это какая-то бессмыслица. Меррипен никогда не сделает ей ничего плохого.
– Не намеренно.
– Ты говоришь об опасности сделать ей ребенка? Но Уин не согласна с мнением доктора Харроу и говорит, что даже он не может с уверенностью сказать, что рождение ребенка ее убьет.
– Дело не только в этом. – Кэм вздохнул и крепче обнял жену за плечо. – Меррипен никогда не говорил тебе, что он был ашарайбом?
– Нет. А что это значит?
– Этим словом цыгане называют воина, цыганского воина. Мальчиков с пяти-шести лет начинают обучать кулачному бою. В этих боях не существует правил, не существует ограничений по времени. Цель – нанести как можно больше увечий сопернику, бить его до тех пор, пока он не сможет продолжать борьбу. Те, кто натаскивает мальчишек, получают деньги от зрителей. Я видел ашарайбов, которые становились после боя калеками, слепыми, которых убивали во время состязания. Они дерутся со сломанными кистями и ребрами, если необходимо. – Кэм рассеянно гладил Амелию по волосам, продолжая рассказ. – В нашем племени ашарайбов не было. Наш барон считан такой обычай слишком жестоким. Разумеется, мы учились драться, но на нас никто не зарабатывал.
– Меррипен… – прошептала Амелия.
– Насколько я знаю, с ним все вышло еще хуже, чем с другими ашарайбами. Человек, который его растил… – Кэм почувствовал, что ему трудно говорить.
– Его дядя?
– Наш дядя. – Кэм уже успел рассказать жене, что они с Меррипеном
Амелия побледнела.
– Что ты имеешь в виду?
– Он хотел, чтобы Меррипен вырос злобным, как животное, которое дерется на забаву публики. Его морили голодом и холодом, его держали в черном теле. Его довели до того состояния, когда он мог драться с кем угодно и при каких угодно обстоятельствах. Его научили всю нечеловеческую жестокость, с которой относились к нему те, кто должен, был о нем заботиться, обращать в агрессию и выплескивать на соперника.
– Бедный мальчик! – пробормотала Амелия. – Теперь становится понятно, отчего он попал к нам таким. Он был полудиким. Но… все это было давно. С тех пор жизнь его изменилась. И, раз он так ужасно страдал в детстве, разве он не хочет быть любимым сейчас? Разве не хочет быть счастливым?
– Если бы в жизни все происходило так, моя милая, на свете не было бы несчастных. – Кэм улыбнулся, глядя в ее озадаченное лицо. Неудивительно, что Амелии, воспитанной в большой, дружной и любящей семье, трудно понять человека, который боится собственных потребностей так, словно они его худшие враги. – Что, если бы тебя все твои детские годы учили тому, что единственный смысл твоего существования – это причинять боль другим? Что насилие – все, на что ты способен? Как можно это забыть? Ты не можешь. Поэтому ты скрываешь это насколько можешь, постоянно осознавая то, что лежит в глубине.
– Но… это же ясно, что Меррипен изменился. Он хороший человек со многими прекрасными качествами.
– Меррипен с тобой бы не согласился.
– Ну что же, Уин ясно дала понять, что готова принять его таким, какой он есть.
– Для него не важно, что она готова его принять. Он исполнен решимости защищать ее от самого себя.
Амелии очень не нравилось иметь дело с проблемами, для которых у нее не было готового решения.
– Тогда что мы можем сделать?
Кэм наклонил голову и поцеловал жену в кончик носа.
– Я знаю, что тебе неприятно слышать это, любовь моя, но сделать мы можем не так уж много. Все в их руках.
Амелия покачала головой и проворчала что-то, уткнувшись в его плечо.
– Что ты сказала? – спросил он с веселым удивлением.
Она подняла на него глаза и виновато улыбнулась:
– Мне очень не нравится оставлять будущее Меррипена и Уин в их руках.
В последний раз, когда Уин и Лео видели поместье Рамзи, оно было в руинах и наполовину сгоревшим, на земле ничего не росло, кроме сорняков. И в отличие от прочих членов семьи они не имели возможности видеть поместье на различных стадиях его перерождения.
Обширное южное графство Гемпшир охватывало берег моря, пустоши и дремучие леса, изобилующие живностью. В Гемпшире климат был более мягким и солнечным, чем на большинстве остальной территории Англии. Несмотря на то что Уин не очень долго прожила в Гемпшире до того, как уехала во Францию, в клинику доктора Харроу, у нее было ощущение, что она вернулась домой. То было приветливое, дружелюбное место с живописным городком Стоуни-Кросс, до которого из поместья Рамзи можно было дойти пешком.
Казалось, сама погода постаралась, чтобы представить поместье в лучшем виде. Ярко светило солнышко, и лишь на горизонте в небе маячили легкие белые облака.