Обольсти меня на рассвете
Шрифт:
– Неотесанный мужлан, тупица. – Джулиан был бледен, но при этом он держал себя в руках, когда они с Кевом встретились в библиотеке. – Вы не представляете себе, что сделали. Вам так не терпелось поскорей отхватить свой кусок, что вы даже не удосужились подумать о последствиях. Вы поймете, что натворили, когда будет уже слишком поздно. Когда убьете ее.
Догадываясь о том, что собирается сказать Харроу, Кев заранее решил, как будет себя с ним вести. Ради Уин он готов был снести любое количество оскорблений и обвинений. Пусть доктор скажет, что у него накипело… Пусть облегчит душу. Какой смысл махать кулаками после драки? Харроу проиграл, а он, Кев, победил. Уин теперь принадлежала ему, а остальное не имело
Однако все оказалось не так легко, как представлялось. Харроу держался как образцовый романтический герой: подтянутый, стройный, элегантный, бледный, исполненный негодованием. Он заставил Кева чувствовать себя неуклюжим и злобным увальнем. И эти последние слова, насчет того, что он убьет Уин, пробрали его холодом до мозга костей.
Столько ни в чем не повинных людей пострадало от его рук. Разве он, Кев, с его жутким прошлым, заслуживал Уин? И даже если она простила ему его прошлые преступления, сам он не мог себя простить.
– Никто не собирается причинять ей вред, – сказал Кев. – Если бы она стала вашей женой, вы окружили бы ее заботой и комфортом, с этим никто не спорит, но она не этого хочет. Она сделала свой выбор.
– Под давлением!
– Я ее не принуждал.
– Нет, принуждали, – презрительно бросил ему Харроу. – Вы увезли ее, применив грубую силу. И, будучи женщиной, разумеется, она нашла эту демонстрацию грубой силы возбуждающе романтичной. Женщин можно заставить пойти почти на все, стоит лишь захотеть. И в будущем, когда она умрет в родах, умрет в страшных мучениях, она не станет вас в этом винить. Но вы будете знать, что вы за это в ответе. – Джулиан хрипло рассмеялся, увидев, какое у Кева сделалось лицо. – Вы настолько глупы, что не понимаете, о чем я говорю?
– Вы считаете, что она слишком хрупка, чтобы рожать детей? – сказал Кев. – Но она консультировалась с другим врачом в Лондоне, который…
– Да, я знаю. Уинифред назвала вам имя того врача? – Глаза у Харроу были льдисто-серыми, но в тоне его было еще больше льда, чем во взгляде.
Кев покачал головой.
– Я был настойчив, – сказал Харроу, – и задавал ей вопросы, пока не получил ответ. И я сразу узнал, что она назвала мне вымышленное имя. Но, просто чтобы убедиться, я проверил списки регистрации всех врачей Лондона, имеющих лицензию на практику. Доктора с таким именем не существует. Она лгала, Меррипен. – Харроу провел рукой по волосам и принялся ходить взад-вперед по комнате. – Женщины дьявольски изворотливы, когда хотят добиться своего. Господи, да вами манипулировать проще простого! Ведь это так?
Кев не мог ответить на этот вопрос. Он поверил Уин по той простой причине, что она никогда не лгала. На его памяти она солгала лишь однажды, когда обманом заставила его принять морфий, когда он получил ожоги при пожаре и очень страдал. Потом он понял, почему она это сделала, и сразу ее простил. Но если она солгала ему насчет этого… Меррипен чувствовал себя так, словно ему плеснули на рану кислоты.
Теперь он понимал, почему Уин так нервничала перед возвращением.
Харроу остановился у стола и присел на край.
– Я все еще хочу ее, – тихо сказал Харроу. – Я все еще готов взять ее в жены. При условии, что она не забеременела. – Он замолчал, почувствовав на себе злобный взгляд Кева. – О, вы можете сколько угодно злиться на меня, но правду отрицать не можете. Посмотрите на себя – как вы можете найти себе оправдание? Вы просто грязный цыган, которого тянет на красивых баб, как и всех прочих из вашего племени. – Харроу пристально смотрел на Кева, продолжая говорить. – Я уверен, что вы любите ее. На свой лад, разумеется. Не утонченно, не так, как на самом деле ей нужно, чтобы ее любили, но так, как может любить один из вас, из цыган. Я нахожу это даже отчасти трогательным. И мне жаль вас. Вне сомнений, Уинифред
Кев едва мог услышать свой хриплый голос. В голове его шумело. Он был растерян. Он был в отчаянии. Он был в ярости.
– Может, мне стоит спросить Ланемов, согласятся ли они с тем, что с вами она будет в безопасности?
И, не оглядываясь, не стремясь оценить произведенный его словами эффект, Кев вышел из библиотеки.
Тревога Уин росла, по мере того как шло время. Она оставалась в гостиной с сестрами до тех пор, пока Беатрикс не устала от чтения. Она была предельно напряжена, и единственное, что помогало отвлечься, это наблюдение за проделками хорька Беатрикс по имени Хитрец, который, казалось, души не чаял в мисс Маркс, несмотря на ее явную к нему антипатию, а может, как раз благодаря ей. Он то и дело взбирался гувернантке на колени, пытаясь украсть одну из вязальных спиц прямо у нее из-под носа.
– Даже не думай, – ледяным тоном говорила мисс Маркс не терявшему надежды завладеть добычей хорьку. – Или я отпилю твой хвост лобзиком.
Беатрикс усмехнулась:
– Я думала, такое случалось лишь со слепыми мышами [1] , мисс Маркс.
– Это относится ко всем назойливым грызунам, – мрачно ответила гувернантка.
– На самом деле хорьки к грызунам не относятся, – сообщила Беатрикс. – Они относятся к семейству куньих. Куницы, одним словом. Так что если хорька и можно назвать родственником мыши, то очень дальним.
1
Известная старинная английская песенка «Три слепых мышонка», которые «бегали за женой фермера, отрубившей им хвосты разделочным ножом».
– Не хотела бы я водить близкое знакомство с этим семейством, – сказала Поппи.
Хитрец прыгнул на подлокотник кресла и уставился влюбленными глазами на мисс Маркс, которая демонстративно его игнорировала.
Уин улыбнулась и потянулась.
– Я устала. Желаю всем спокойной ночи.
– Я тоже устала, – сказала Амелия и сладко зевнула, прикрыв ладонью рот.
– Может, нам всем пора на покой, – предложила мисс Маркс, аккуратно сложив вязанье в маленькую корзину.
Они все разошлись по своим комнатам. Нервы Уин были на пределе. В коридоре стояла зловещая тишина. Где Меррипен? Что за разговор был у них с Джулианом?
На тумбочке в ее комнате горела лампа. Свет был приглушенным, едва пробивал сгустившуюся тьму. Уин заморгала, увидев неподвижную фигуру в углу… На стуле сидел Меррипен.
– О! – удивленно выдохнула она.
Он пристально следил за ней одними глазами, когда она приближалась к нему.
– Кев? – нерешительно позвала она. По спине ее пробежал холодок. Что-то пошло не так в объяснении Кева с Харроу. – В чем дело? – хрипло спросила она.
Меррипен поднялся со стула и навис над ней как грозная башня. Выражение его лица оставалось непроницаемым.