Обольстить грешника
Шрифт:
Леди Вейл не отрывала глаз от красивых розовых и белых пирожных на тарелке, стоявшей между ними. Она немного подалась вперед, и Мелисанда подумала, что она хочет взять пирожное, но старая дама, понизив голос, обратилась к ней.
— Я так рада, что Джаспер женился на вас, а не на мисс Темплтон, — проговорила леди Вейл. — Эта девушка была хорошенькой, но уж слишком легкомысленной. У нее не хватило бы характера держать в руках моего сына. Через месяц или еще раньше она бы наскучила ему. — Вдовствующая виконтесса понизила
Мелисанда сдержалась и не посмотрела на свою маленькую грудь.
Леди Вейл похлопала ее по руке и после секундной заминки, как будто прочитав ее мысли, сказала:
— Пусть это вас не беспокоит. Грудь забывается. А умный разговор — нет, хотя большинство джентльменов, возможно, не понимают этого.
Мелисанда помолчала, стараясь найти ответ. Но вероятно, он и не требовался.
Леди Вейл протянула руку к пирожному, но, казалось, передумала и взяла чашку с чаем.
— Вы знаете, отец мисс Темплтон дал согласие на брак дочери с этим викарием.
— Я об этом не слышала, — отозвалась Мелисанда. Виконтесса поставила чашку, даже не коснувшись ее губами.
— Несчастный человек. Она погубит его жизнь.
— Думаю, что нет. — Мелисанда отвлеклась, увидев, как Вейл оставил группу джентльменов и направился к ним.
— Запомните мои слова, она его погубит. — Неожиданно виконтесса резко протянула вперед руку и взяла с тарелки розовое пирожное. Положила его на свою тарелку и, посмотрев на него, подняла глаза на Мелисанду: — Моему сыну нужна теплота, но не мягкость. Он стал сам не свой с тех пор, как вернулся из колоний.
Мелисанда не успела ответить ей, как к ним подошел Вейл.
— Возлюбленные моя жена и моя мама, добрый день. — Он почтительно поклонился и обратился к матери: — Могу я похитить мою жену и прогуляться с ней по вашему прелестному саду? Хочу показать ей ваши ирисы.
— Не понимаю зачем, ведь ирисы уже отцвели, — язвительно заметила его мать. — Но идите. А я расспрошу лорда Кенсингтона о том, что ему известно о скандале во дворце.
— Вы олицетворение доброты, мэм. — Вейл предложил руку Мелисанде.
Уходя, Мелисанда услышала, как ее свекровь фыркнула им вслед.
Вейл повел ее по посыпанной мелким гравием дорожке.
— Ваша мать полагает, что я спасла вас от ужасной участи — быть мужем мисс Темплтон.
— Преклоняюсь перед удивительно здравым смыслом моей матери, — весело заметил Вейл. — Прежде всего, не могу понять, что я нашел в мисс Темплтон.
— Ваша мать говорит, что, возможно, это была грудь этой леди.
— А… — Она чувствовала на себе его взгляд, хотя смотрела прямо перед собой, на дорожку. — Мы, мужчины, жалкие существа, слепленные из глины, и, боюсь, легко поддаемся чужому влиянию и сбиваемся с пути истинного. Роскошная грудь, может быть, даже фальшивая, способна затуманить
— Гм… — Она вспомнила многочисленных женщин, которые были его любовницами. Неужели у них у всех была большая грудь?
Он наклонился к ней, и от его дыхания, согревавшего ее ухо, дрожь пробежала по ее телу.
— Я был бы не первым, кто принимает количество за качество и протягивает руку за большим сахарным пирогом, хотя аккуратная маленькая булочка мне больше по вкусу.
Она подняла голову и посмотрела на него. Его глаза сияли, а на чувственных губах играла улыбка. Ей было трудно сохранить строгое выражение лица.
— Вы только что сравнили мою фигуру с хлебным изделием?
— С аккуратным восхитительно вкусным хлебным изделием, — уточнил он. — Вы должны принять это как комплимент.
Она отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
— Непременно учту это.
Они завернули за угол, и он остановился, подведя ее к какому-то кустарнику.
— Смотрите. Ирисы моей матери уже не цветут. Она посмотрела на дольчатые листья растения.
— Это пионы. А это, — указала она на какие-то растения с острыми, как кинжал листьями, растущие дальше по дорожке, — ирисы.
— В самом деле? Вы уверены? Как вы можете определить, если на них нет цветов?
— По форме их листьев.
— Поразительно. Почти как гадание. — Он посмотрел на пионы, затем на ирисы. — Они не очень смотрятся без цветов, не правда ли?
— Ваша мать и говорила, что они не цветут.
— Верно, — согласился он и свернул на другую дорожку. — Какие еще таланты вы скрываете от меня? Уж не поете ли вы как жаворонок? Мне всегда хотелось жениться ни девушке, которая умеет петь.
— Тогда вам следовало бы поинтересоваться этим еще до свадьбы, — логично заметила она. — У меня всего лишь приличный голос.
— Какое разочарование пришлось бы мне испытать!
Она взглянула на него, старясь догадаться, что он задумал. Он выделял ее из всех, как будто ухаживал за ней. Эта мысль вызывала беспокойство. Зачем ухаживать за женой? Возможно, она принимает желаемое за действительное, и такая вероятность пугала ее. Если бы она смела, надеяться, если бы позволила себе поверить, что он действительно хочет ее, то крушение этой надежды было бы еще более ужасным.
— Может, вы умеете танцевать? — высказал он предположение. — Так вы умеете танцевать?
— Естественно.
— Меня это утешает. А как насчет фортепиано? Вы умеете играть?
— Боюсь, не очень хорошо.
— Значит, мои мечты о музыкальных вечерах у камина рухнули. Но я видел ваше вышивание, совсем не плохо. Вы рисуете?
— Немного.
— И пишете красками?
— Да.
Они подошли к скамье на повороте дорожки, и он, прежде чем предложить ей сесть, заботливо вытер сиденье платком, который достал из кармана.