Обольстить грешника
Шрифт:
Хорн поморщился:
— Моего отца. Только без всякого толка. Рудник, в который он вложил деньги, не принес удачи. — Он прошел в комнату и бросился в большое кресло, перекинув ноги через подлокотник. — Хорны известны как не очень удачливые финансисты.
Джаспер сочувственно улыбнулся:
— Не повезло. Хорн пожал плечами.
— Хочешь чаю? Для виски, кажется, рановато.
— Нет, спасибо. — Джаспер подошел к заключенной в раму карте мира и попытался найти на ней Италию.
—
— М-м-м… — признался Джаспер, не оборачиваясь. Неужели на карте вообще не было Италии? — Ты слышал, что случилось с Хасселторпом?
— В него стреляли в Гайдгпарке. Говорят, это было покушение.
— Да. И как раз после того, как Хасеелторп согласился помогать мне.
Наступила короткая пауза, затем Хорн недоверчиво рассмеялся:
— И ты предполагаешь, что между этими событиями есть связь?
Джаспер пожал плечами. Точно сказать нельзя, но совпадение очень странное.
— Я по-прежнему считаю, тебе следует забыть о Спиннерс-Фоллс, — тихо проговорил Хорн.
Джаспер не ответил. Если бы он мог забыть об этом, он бы забыл.
Хорн вздохнул:
— Так вот, я думал об этом.
Джаспер обернулся и посмотрел на Хорна:
— В самом деле?
Хорн небрежно махнул рукой:
— Ну, так — о том о сем. Я не понимаю, зачем было предавать наш полк. Какой в этом был смысл? Особенно если это был один из нас, из тех, кто попал в плен. Ведь и сам он мог потерять жизнь.
Джаспер тяжело вздохнул:
— Вряд ли этот предатель хотел, чтобы нас взяли в плен, думаю, у него были иные планы. Вероятно, он собирался затаиться и не участвовать в сражении.
— Каждый из нас, из тех, кто попал в плен, сражался, и хорошо сражался.
— Да, ты прав. — Джаспер снова повернулся к карте.
— Так какой был смысл предавать полк? Зачем кому-то было нужно, чтобы всех нас убили? Нет, нет, я не вижу в этом никакого смысла. Думаю, ты не с той стороны смотришь на вещи, старина. Не было никакого предателя. Спиннерс-Фоллс был просто невезением, ясно и понятно.
— Возможно. — Джаспер так близко наклонился над картой, что почти касался носом пергамента. — Но смысл все-таки был. Я его вижу совершенно отчетливо.
— Какой же?
— Деньги. — Джаспер окончательно разочаровался в карте. — Французы объявили большую награду за нужные сведения.
— Значит, все-таки шпион? — Мэтью недоверчиво поднял черные брови.
— А почему бы нет?
— Потому что любой, включая меня, разорвал бы его на куски, вот почему, — ответил Мэтью. Он вскочил на ноги и в волнении зашагал по комнате.
— Он рассчитывал на то, что никто не узнает, — тихо сказал Джаспер.
Мэтью, который стоял теперь
— Послушай, мне эта мысль нравится не больше, чем тебе, — проговорил Джаспер. — Но если нас предали, если все умерли из-за жадности одного человека, если мы шли через тот лес и перенесли… — Он умолк, не в силах продолжать.
Джаспер закрыл глаза, но и в темноте он все еще видел горящий факел, все еще чувствовал запах горящей человеческой плоти. Он открыл глаза. Мэтью с ничего не выражающим лицом наблюдал за ним.
— Мне надо… найти его и отдать в руки правосудия. Пусть он заплатит за свои грехи, — сказал Джаспер.
— А что Хасселторп? Ты виделся с ним после того, как в него стреляли?
— Он отказывается встречаться со мной. Я послал ему записку сегодня утром, просил его о встрече, но он вернул ее с сообщением, что уезжает в свое поместье, чтобы поправить здоровье.
— Черт!
— Именно. — Джаспер снова задумался над картой.
— Тебе надо поговорить с Алистэром Манро, — сказал ему в спину Хорн.
— Ты думаешь, что он предатель? — повернулся к нему Джаспер.
— Нет, — покачал головой Мэтью. — Но он был там. Он может помнить что-то, чего не помним мы.
— Я пытался писать ему, — сказал Джаспер. — Но он не ответил.
Мэтью пристально смотрел на него.
— Значит, тебе придется поехать в Шотландию.
В этот день Мелисанда увидела своего мужа только за обедом. Она уже начинала думать, не избегает ли он ее, не случилось ли с ним что-нибудь, но он вел себя как обычно и, насаживая на вилку горошины, шутил с лакеями.
— Как прошел день? — спросил он как бы, между прочим. Временами он был совершенно несносным человеком.
— Я ездила на ленч к твоей матери.
— В самом деле? — Он жестом попросил лакея налить ему еще вина.
— М-м-м… Она угощала фаршированными артишоками и холодной ветчиной.
Он содрогнулся:
— Артишоки. Никогда не знал, как их едят.
— Ты сдираешь зубами листок, и все. Очень просто.
— Листок… И кто только догадается, есть листья? — спросил он, явно не ожидая ответа. — Я бы не догадался, вероятно, эти артишоки обнаружила какая-то женщина.
— Их ели римляне.
— Значит, это была римлянка. Вероятно, она подала мужу тарелку с листьями и сказала: «Вот, дорогой, ешь досыта».
Мелисанда невольно улыбалась, слушая описание воображаемой римлянки и ее несчастного мужа.
— Во всяком случае, артишоки, которыми угощала твоя мать, были очень вкусными.
— Ха, — скептически проворчал Вейл. — Полагаю, она рассказала тебе все о моей бездарно растраченной юности.
Мелисанда съела горошину.