Оборона «Дурацкого брода». Бурская война глазами английского офицера
Шрифт:
Мы покончили с ужином, на закате погасили все костры, а с наступлением темноты скомандовали отбой – но спать устроились не в палатках, а в траншеях. Я обошел сторожевые посты, удостоверился, что наша ночевка организована как следует и что я не пренебрег никакими возможными мерами безопасности, и сам лег спать с чувством выполненного долга.
Бурская винтовка «Маузер» образца 1895 года. Оклендский музей. Новая Зеландия
Прямо перед рассветом произошло практически то же, что и в первом сне. Только теперь увертюрой схватки прозвучал выстрел нашего часового по кому-то, ползущему через кусты, и ответом ему был открытый по нам со всех сторон огонь в упор. На этот раз мы не позволили
Я тщетно пытался дотянуть до рассвета, чтобы мы смогли разглядеть противника и нанести ему урон в ответ, но мы уже потеряли столько человек и положение выглядело настолько безнадежным, что мне пришлось выкинуть белый флаг. К этому моменту у нас было 24 убитых и шестеро раненых. Как только показался белый флаг, буры прекратили стрелять и поднялись; казалось, что за каждым кустом или термитником в радиусе ста метров прячется по буру. Близкое расстояние объясняло потрясающую точность их стрельбы и огромное соотношение наших убитых (почти все из которых были застрелены в голову) и раненых.
Пока мы приходили в себя и готовились к переходу, меня поразило несколько вещей. Одной из них было то, что голландец, ранее приславший мне в подарок масло и яйца, вел самую дружескую беседу с командиром буров, который с искренней любовью называл его «Оом» [8] . Я также заметил, что здесь собрали всех мужчин-каффиров из ближайшего крааля и заставили их помочь перетащить повозки и пушки буров через брод, собрать нашу брошенную экипировку и вообще делать всяческую грязную работу. Эти самые каффиры выполняли свою работу с потрясающим рвением, и похоже было, что она им только в радость – никто не препирался, услышав приказ (обычно от нашего друга «Оома»).
8
Голл. «дядя».
И вновь я волок свои усталые, покрывшиеся волдырями ноги, вновь день казался вечностью, и вновь размышлял я над своим провалом. Все было очень странно: я сделал все, что знал, и все равно мы позорно угодили в плен, двадцать четыре человека погибли, а буры перешли брод. «Ах, БФ, мальчик мой, – думал я, – должно быть, кроме уже известных тебе уроков есть и другие, которые надлежит усвоить». Чтобы понять, что же я сделал не так, я принялся старательно обдумывать детали боя.
Бурам наверняка была известна наша позиция, но как им удалось приблизиться к нам в упор со всех сторон и не дать себя обнаружить? Какое гигантское преимущество они получили, разместившись для стрельбы за прибрежными кустами, где их было не увидеть, в то время как нам, чтобы высматривать противника, надо было выглядывать из-за бруствера – и именно там каждый бур нас и ждал. Похоже, в нашей позиции имелся некий изъян. И потому, что пули порой как будто пробивали бруствер навылет, и потому, что пули с одной стороны били в спину людям, защищавшим противоположную. И вообще потому, что излучина реки, «естественное препятствие», оказалась скорее для нас самих препятствием, а не защитой.
В итоге в моей голове оформились следующие уроки – некоторые совершенно новые, другие же дополняли предыдущие:
5. С современными винтовками, чтобы удержать переправу или другой местный объект, не обязательно сидеть на нем верхом (как будто его могут взять и унести), если только эта позиция не подходит для обороны по чисто тактическим соображениям. Может оказаться куда полезнее перенести свои позиции на некоторое расстояние от этой точки, подальше от непросматриваемых участков местности, которые позволяют противнику скрытно и не обнаруживая себя подползти на очень короткую дистанцию и открыть огонь с маскирующей его позиции. Будет лучше по возможности заманить противника на открытое пространство, в то, что называется расчищенным сектором обстрела.
Бруствер или укрытие, которые пробиваются выстрелами и при этом заметны, не защищают от пуль, а только их притягивают. Действительную пулестойкость можно легко проверить на практике.
Когда противник обстреливает вас с близкого расстояния и практически со всех сторон, от низкого бруствера и неглубокой траншеи будет мало проку – пули, которые не поразят защитников с одной стороны, поразят тех, что находятся с другой.
6. Мало просто не подпускать чужаков из враждебного племени к вашим укреплениям и при этом позволить им пойти к своим друзьям и рассказать о вашем существовании
7. Не дело позволять чернокожим лентяям [9] (даже если они нейтралы и братья) сидеть и ковыряться в зубах у себя в краале, пока усталые белые люди надрываются, пытаясь проделать большую работу за короткий срок. Христианский солдатский долг велит научить смуглого нейтрала достоинству труда и оставить его под стражей, чтобы он не пошел и не рассказал никому об этом.
Когда эти уроки, словно каленым железом, впечатались в мой мозг так, что забыть их не было ни малейшей возможности, произошло странное. Мне приснился новый сон.
9
В позднейших редакциях этого авторского пассажа «чернокожие» и «смуглые» были заменены на просто «лентяев» и «нейтралов», а «белые люди» – на «солдат». Такая лакировка, впрочем, не заслоняет того факта, что в дальнейшем повествовании главный герой, захватив среди местных жителей как голландцев, так и чернокожих, заставляет работать на себя исключительно последних.
Сон третий
Ведь наша любовь – это пушки, и пушки верны в боях!
Бросайте свои погремушки, не то разнесут в пух и прах – бабах!
Все тем же солнечным днем, в ровно таких же условиях, я стоял у Дурацкого Брода. Но теперь в моем мозгу циркулировали семь уроков вместо четырех.
Я немедленно выслал две группы, по одному унтер-офицеру и три солдата в каждой, на север и на юг, с приказом посетить все ближайшие фермы и краали и привести в наш лагерь всех здоровых мужчин и юношей-голландцев и всех мужчин-каффиров – если возможно, уговорив, если понадобится, заставив. Таким образом, новость о нашем прибытии не дойдет ни до каких бурских коммандос, которые могут быть поблизости, а заодно решится проблема рабочей силы. На вершине Обережного холма я приказал разместить небольшой наблюдательный пункт.
10
Р. Киплинг, «Пушкари» (пер. И. Грингольца), 1890.
Буры с трофейными винтовками Ли Метфорда в руках
Я решил, что так как брод не может вскочить и убежать, то нет нужды разворачивать нашу позицию или сторожевые посты особо близко к нему, особенно если такая позиция рискует оказаться под обстрелом с близкого расстояния со стороны берега, подходы к которому плохо просматриваются и который служит отличным укрытием. Самым что ни на есть худшим решением представлялось расположиться внутри «подковы» речного русла, так как там противник смог бы практически нас окружить. Дальше на юг местность постепенно поднималась, и, соответственно, мой выбор пал на точку в 700–800 метрах к югу от брода, где я приказал вырыть траншею, обращенную примерно на север (фронт). Таким образом, перед нашим фронтом было где-то 800 метров открытого пространства. Как это заведено, мы начали рыть для 50 моих солдат траншею длиной где-то в 50 метров.
Некоторое время спустя вернулись наши дозорные, которые привели трех мужчин-голландцев и двух мальчишек, а также где-то тринадцать каффиров. Голландцы, главный из которых казался образованным и имеющим некоторый вес человеком, сперва запротестовали, когда мы выдали им инструменты и сказали выкопать для самих себя укрытие. Они показали мне пачку «пропусков», громогласно пообещали пожаловаться на нас генералу и даже направить запрос о наших «зверствах» в палату общин. На мгновение я застыл в нерешительности, поскольку тут же представил, что может случиться с вашим бедным БФ, если какой-нибудь депутат от Верхнего Тутинга поднимет эту тему; но Вестминстер был далеко, и я скрепил сердце. Наконец, они смогли оценить тот аргумент, что это все-таки ради их же блага, поскольку иначе, если нас атакуют, они останутся в открытом вельде.