Оборотень из Оскола
Шрифт:
– А-яалла-алла-акба-а-а, - заунывно неслось из глубины подземелья.
Завывающий голос показался знакомым, и Тофик, нахмурив брови, задумался.
Аведис и Гарик, видя бесстрашие земляка, оставались на месте, хоть и готовы были в любую секунду рвануть вверх по склону.
– Эй, так это же Джелех воет, - все-таки узнал голос Салапетян, и решительно полез дальше.
– Какой Джелех? – не понял Амбарцумян.
– Тот чурбан, который пропал, - пояснил Аведис, прислушался внимательнее и подтвердил: - Точно он, - после чего, осмелев, двинулся вслед за
– Осторожней там! – предостерег товарищей Гарик, оказавшийся теперь позади цепочки.
Постепенно лаз стал расширяться и вскоре превратился в небольшую, не более трех-четырех метров в ширину и десяти в длину, пещеру, заканчивающуюся тупиком. Неровный потолок не превышал двух метров, отчего угнетающе давил на сознание, заставляя людей чувствовать себя жалкими букашками под занесенной подошвой сапога великана.
В разных местах со стен сбегали небольшие струйки воды и, образуя ручейки, бежали по испещренному маленькими руслами полу к темному водоему, расположенному у дальней стены.
Посреди подземного зала возвышалась полуметровая меловая кочка. На ней, поджав ноги и раскачиваясь взад-вперед, сидел пропавший таджик и заунывно тянул:
– А-яалла-алла-акба-а…
Когда луч фонарика коснулся лица Джелеха, он закрылся руками и громко запричитал почему-то уже по-русски:
– Вай, шайтан, не забирай мою душу-у! Я все для тебя сделать буду! Аллахом кля-анусь!
Глядя на это запуганное существо, Тофик вспомнил, что пообещал таджикам совершенно незаслуженную премию, и что самое обидное, часть которой уже выплатил. А тут еще его нога попала в канавку, и он плюхнулся в воду, поднявшуюся в этом месте уже выше щиколоток. Подскочив, бросился к таджику.
– Значит, говоришь, все для меня делать будешь? – и Салапетян звонким подзатыльником сбил несчастного с кочки.
– Все сделаю, все сделаю, - тараторил тот, упав ниц и не поднимаясь.
Все сделаешь, - зловеще подтвердил Тофик, схватил Джелеха за шкирку и поволок на выход, размышляя над тем, как заставить того отработать не только выплаченную его землякам премию, но и сегодняшний простой.
Задерживаться для подробного осмотра пещеры у Салапетяна не было абсолютно никакого желания, так как он зверски замерз от всей этой возни в ледяной воде и желал как можно быстрее оказаться под жарким июльским солнышком. Однако, минуя товарищей, бросил:
– Посмотрите тут, что да как. А я пока с этим чурбаном разберусь.
Аведис продрог не менее дяди, да и посиневшая кожа Амбарцумяна покрылась частыми пупырышками. Но все же они прошли вперед, оглядывая пещеру.
Гарик прошлепал к дальней стене, где, уже совершенно не обращая внимания на доходившую в этом месте до колен воду, обнаружил настолько узкий ход, что пролезть в него вряд ли смог бы даже ребенок. К тому же ход был почти полностью скрыт под водой, которая, скорее всего, через него и вытекала из пещеры.
Меж тем Аведис остановился у меловой кочки и, посмотрев на потолок над ней, недоуменно хмыкнул.
– Странно, - задумчиво произнес он. – Откуда здесь взялось это… образование? Если это сталагмит, то
– Давай посмотрим, что это, - предложил подошедший Гарик и, замахнувшись киркой, предупредил: - Берегись!
– Погоди! – крикнул Аведис разошедшемуся земляку, когда после нескольких ударов к его ногам отлетел кусок мела с каким-то черным вкраплением.
Подняв мел, армянин принялся его разламывать, и в скоре в ладони оказался угольно-черный шарик, размером с крупную горошину.
– Черный жемчуг, - то ли спросил, то ли констатировал находку Амбарцумян, и бросился крошить разбросанные вокруг куски. Не обнаружив в них ничего, он снова принялся разбивать кочку, на этот раз лично осматривая каждый осколок. О холоде Гарик забыл, разогретый азартом и физической работой.
Аведиса грел только азарт, потому тот зябко ежился и часто переступал с ноги на ногу, зорко следя за действиями товарища. Свой трофей парень положил в нагрудный карман, надежно застегивающийся на молнию.
– Может, хватит на первый раз? – сказал он Амбарцумяну, когда от кочки не осталось и следа, и подумал о том, что, узнав о жемчужине, в следующий раз дядя вряд ли пустит сюда кого-либо постороннего.
С сожалением осмотрев подземелье, Гарик согласился, и они направились к выходу.
– Аведис, дай посмотреть, а? – попросил Амбарцумян, имея ввиду черную жемчужину, когда они, с ног до головы перепачканные мелом, вышли из строящегося здания.
Аведис достал трофей и выставил его на раскрытой ладони.
И вдруг, блеснув чернотой под жаркими солнечными лучами, жемчужина почти мгновенно истаяла, превратившись в серую дымку, которая вскоре без следа растворилась в воздухе.
– Э-э, - разочарованно протянул Гарик. – Это какая-то ледышка была.
Аведис продолжал изумленно смотреть на собственную ладонь, где не осталось даже мокрого следа от черного шарика. Не будь рядом товарища, он наверное решил бы, что ему все это показалось. Появилась мысль о том, что в подземелье скопился некий галлюциногенный газ. Что, кстати, объясняло поведение таджика. Решив, что надо поговорить об этом с дядей, парень пошел переодеваться.
– 6 -
Бесконечно долгое время в нем жило чувство обиды. Оно выжгло все: память, знания, осознание самого себя. Единственное чувство, которое осталось кроме обиды, это чувство собственного абсолютного бессилия. Он забыл, кем когда-то являлся. Забыл, кто нанес ему обиду. Где-то, в самом отдаленном уголке сознания, плескались крошечные обрывки воспоминаний, будто некогда он был кем-то большим и могущественным, а не тем ныне существующим жалким комочком, многие миллионы лет сжатым в тесной черной оболочке, окруженной чем-то нестерпимо гнетущим и непреодолимым. И он ненавидел Вечность! Ненавидел свое вечное существование. И страстно желал наказать тех, кто сделал его таким и обрек на бесконечное заточение.