Оборотень

Стайл Кристина

Они двинулись дальше и через несколько шагов наткнулись на страшную находку. Под кустом, едва припорошенное снегом, лежало тело молодой женщины. Голова ее была повернута набок, словно шея уже не держала ее, руки раскинуты в стороны, ноги согнуты в коленях. На груди зияла огромная рана. Сердца не было.

– Нергалово отродье! – взревел Конан. – Я загрызу его собственными зубами! Я вырву у него печень и отдам ее пожирателям падали!

Ньорд молчал. Он боялся взглянуть на лицо женщины, боялся увидеть, что это Эдина. Там, в поселении Вулфера, он не спросил имя жертвы. Это, конечно,

была слабость, но асир любил девушку, как собственную дочь, и известие о ее гибели стало бы слишком сильным ударом для него. Теперь он стоял перед заледеневшим трупом и не решался поднять на него глаза. Наконец невероятным усилием воли Ньорд заставил себя сделать это, и из его груди вырвался невольный вздох облегчения: это не она.

Горм нагнулся к женщине, провел дрожащей рукой по ее белой щеке и вздохнул:

– Она была очень красива. И молода. А скольких мальчишек могла бы выносить! – Он помолчал и продолжил: – Эта гадина лишила ее сердца. Надо отнести несчастную в поселение. Придется провести долгий и сложный обряд, чтобы душа ее утешилась. Иначе и на Серых Равнинах ей придется страдать.

Конан легко, словно ребенка, поднял женщину на руки, повернулся и молча двинулся назад. Ньорд почему-то шепотом спросил Горма:

– А что за обряд? Я никогда о нем не слышал.

– Я не знаю всех подробностей, – ответил старик, – но наверняка общими усилиями мы вспомним. Надо поймать олениху и взять ее сердце. Олени – благородные и добрые существа. И глаза их напоминают человеческие. Но все же они животные, и поэтому воспользоваться сердцем оленихи можно. Потом его кладут в снег, чтобы показать Имиру. Если на другой день оно не исчезнет, значит, Ледяной Гигант не возражает против такого обмена. Сердце надо поместить в грудь умершего, произнеся при этом заклинание. Вот его-то я и не знаю. Но надо поговорить со стариками. Может, кто-нибудь и подскажет.

Больше до самых ворот они не проронили ни слова. Выбежавшие им навстречу люди приняли из рук Конана тело несчастной, чтобы подготовить его к погребению. Горм направился к старикам, чтобы узнать у них что-нибудь, а Ньорд и варвар устроились за столом и, потягивая поднесенное им пиво, принялись обсуждать дела. Они решили, что завтра пойдут охотиться на олениху, а затем Ньорд вернется домой, взяв с собой Горма. Конан останется здесь, чтобы охранять поселение. Ему на смену Ньорд пришлет десяток воинов из своей дружины.

– Пусть не торопятся, – предложил Конан. – Дня три-четыре я поживу тут, осмотрюсь. Если медведь появится снова, сам с ним управлюсь.

– А оружие? – напомнил ему Ньорд.

– Здесь тоже есть кузнецы. Надо им сказать, чтобы приготовили все необходимое.

Вернулся Горм. По его сияющему лицу было видно, что у него все получилось. Старик с порога заявил:

– Мне сказали, что неподалеку отсюда живет древняя бабка. Она знает все на свете, и в том числе нужные заклинания. Надо срочно послать за ней кого-нибудь.

– Кого посылать? – отозвался Ньорд. – Все так боятся медведя, что никто не выйдет за ворота.

– Не все, – напомнил Горм. – За нами-то пришел мальчишка. Днем оборотни не бродят.

– Тогда пусть сбегает.

К вечеру мальчик привел с собой

дряхлую старуху, которая, глядя на всех исподлобья, заявила, что мужчины при обряде присутствовать не должны. От них требуется только добыть сердце, а потом они могут убираться на все четыре стороны. Она все знает и умеет и при помощи ближайших родственниц погибшей прекрасно справится. Такие случаи бывали когда-то давно, и все обходилось благополучно. Во всяком случае души умерших никого не беспокоили.

На следующий день Конан и Ньорд принесли в поселение молодую и очень красивую олениху. Они отдали ее старухе, и та буркнула под нос что-то, отдаленно напоминающее слова благодарности. Ньорд с Гормом вернулись домой, а Конан остался охранять женщин и детей. Даже страшные события последних дней не помешали ему заметить, сколько прелестниц окружает его и какие выразительные у них улыбки. Днем он намеревался исследовать окрестности в поисках логова хищника, а ночью… На ночи он строил особые планы.

ГЛАВА 5

Когда начало темнеть, Конан сам закрыл ворота и для надежности припер их изнутри увесистым бревном, которое едва доволок до места. Если медведь снова полезет к людям, ему придется изрядно попотеть, прежде чем ворота откроются. Но все предосторожности оказались напрасными. Ночь прошла спокойно, и киммериец пожалел, что провел ее в одиночестве. Впредь, решил для себя варвар, он будет умнее. В конце концов, еще ни одна женщина не вскружила ему голову настолько, чтобы он забыл об опасности. В крайнем случае, подождет немного. Он нисколько не сомневался, что одолеет хищника, и не очень-то доверял разговорам Горма об оборотне, даже несмотря на то что увиденное ими накануне было по меньшей мере странным.

В дом его утром не пустили, ибо там готовились к необычному обряду погребения, и мужчине нельзя было на него смотреть. Собственно, Конан и не собирался провести день под крышей. Он взял оружие, кое-какую еду и направился в лес. До самого вечера бродил он по чаще, заглядывая под каждый куст, внимательно осматривая каждую кочку, но так ничего нового и не обнаружил. Медведь словно сквозь землю провалился. Никаких следов.

Когда киммериец вернулся, обряд уже был закончен и даже короткая тризна, и та завершена. Его встретили радостно, ибо все решили, что своим спокойствием обязаны именно тому, что их охраняет могучий воин, которого испугался даже такой сильный и кровожадный зверь. Женщины, оставшиеся без мужчин, так и льнули к нему, и Конан вовсе не собирался отказываться от радостей, которые мог получить от истосковавшейся по ласке прелестницы.

С видом хозяина гарема он окинул взглядом окружавших его женщин, и одна из них показалась Конану наиболее привлекательной. Ее пышные золотистые волосы были распущены по плечам, а в серых больших глазах светилось такое сильное желание, что молодой воин не смог устоять. Он шагнул к женщине:

– Как тебя зовут?

– Гельдис.

– Не подашь ли ты мне ужин? И пива.

– Сейчас принесу, – ответила женщина и лукаво улыбнулась.

Когда она вернулась с блюдом, которое едва несла, настолько оно было заполнено всевозможной снедью, киммериец попросил ее: