Оборотень
Шрифт:
— А кто вам сказал, граждане начальнички, что я ценю собственную жизнь дороже своей чести? Не-ет, я в такие игры не играю. Скучно все это, господа.
— И все же ответьте, — настаивал майор, — кто такой Артист?
— Артист? — Баварец усмехнулся. — Вот не думал, что вы на него выйдете. Браво, господин Щеглов, я искренне восхищаюсь вами!
— Итак, — не отставал майор, — его имя?
— Вот капитан знает, — Баварец кивнул на Щеглова, — что единственный путь к моему сердцу — развеять скуку. А от вашего вопроса,
— Гражданин майор! — заорал Курт. — Я, я знаю, кто такой Артист!
Щеглов подался вперед, глаза его заблестели.
— Ну! Говори же! Кто он?!
— Я скажу, обязательно скажу, только… только снимите с меня эти браслеты, — Курт кивнул на наручники. — Не могу я в них…
— Снимите наручники! — после некоторых колебаний приказал майор охранявшему вход сотруднику. — Теперь говорите!
Курт потер затекшие руки, расправил плечи и… снова превратился в прежнего Курта — жестокого, злобного, неумолимого.
— Сейчас, сейчас я вам скажу его имя, — вкрадчиво произнес он, исподлобья глядя на Щеглова. — Вам только фамилию, или с инициалами?
Баварец повернулся лицом к своему сообщнику и наклонил голову набок. На губах его играла чуть заметная улыбка.
— Будь так добр, Курт… — тихо произнес он и замолчал.
Все происшедшее в следующую секунду было настолько стремительно и молниеносно, что даже стоявший у двери с автоматом в руках омоновец не успел вовремя предотвратить трагедию. Курт нагнулся, едва уловимым движением руки выхватил из-за голенища сапога маленький пистолет и трижды в упор выстрелил в Баварца.
— Спасибо, Курт, — чуть слышно прошептал тот и рухнул на пол. — Конец скуке…
— Прощай, Баварец! — крикнул Курт и выстрелил себе в рот, но…
Случилось то, что порой случается в подобных ситуациях, — осечка. Вторично нажать на спусковой крючок Курт не успел — метким ударом оперативник выбил оружие из его рук. В следующий момент Курт был повержен на пол и обезврежен; наручники вновь защелкнулись на его запястьях.
— Собаки! — яростно шипел он, вращая обезумевшими глазами. — Псы легавые! Думали, Курт расколется?! Хрен вам, а не Курт! Кончайте эту канитель, стреляйте же, ну!..
Вызванное на помощь подкрепление уволокло вырывающегося Курта, а следом убрали и безжизненное тело Баварца. Иван Ильич, так кстати (в который раз!) оказавшийся здесь, констатировал мгновенную смерть.
— А мне его почему-то жаль, — сказал я, глядя вслед покойному. — Был в нем какой-то глубокий надлом…
Щеглов задумчиво посмотрел на меня, кивнул и пошел к выходу. У самых дверей он остановился.
— Товарищ майор, — сказал он, обернувшись, — не забудьте о нашем договоре.
— Не забуду, капитан, будьте покойны.
16.
Мы
— Пойдем, Максим, собирать свои вещи, — устало сказал Щеглов и положил руку мне на плечо, — нам здесь делать больше нечего, мы свою миссию выполнили.
— А Мячиков? — внезапно вспомнил я и остановился.
— О Мячикове не беспокойся, — изменившимся тоном ответил Щеглов, и мне показалось, что он что-то не договаривает, — с Мячиковым все в порядке.
— Да что в порядке? — недоумевал я. — Где он? И что это за план вы придумали с майором?
Щеглов схватил меня за плечо и резко повернул к себе.
— У меня есть к тебе одна небольшая просьба, Максим, — сухо произнес он. — Когда мы войдем в наш номер, не задавай мне ни одного вопроса. Так надо. Понял?
Я кивнул, хотя понять что-либо из сказанного им было, по-моему, невозможно. Но общение и тесный контакт с Щегловым приучили меня к дисциплине — я промолчал и решил ждать. Одно я знал точно: все, что Щеглов ни делает, кончается удачей. Это была аксиома.
В номере царили бардак и беспорядок. Вещи были разбросаны по всему помещению, многих не хватало, кое-что было умышленно приведено в негодность. Под кроватью валялась неисправная рация. Щеглов покачал головой и присвистнул.
— Ловко сработали, профессионально, сразу видны сноровка и хватка. Теперь понятно, почему им недосуг было заниматься поисками Артиста — мародерством увлеклись.
Мы кое-как собрали остатки своих пожитков. Внезапно Щеглов хлопнул себя по карману пиджака и вынул из его недр плоскую картонную коробку.
— Да, чуть не забыл, Максим, — сказал он, как-то странно растягивая слова, — вчера, рыская по четвертому этажу, я случайно наткнулся на тайник.
— На тайник?! — вскочил я.
— Да, на тайник. Среди многочисленных весьма полезных вещей — таких, как три пистолета «Макаров», нескольких магазинов с патронами, баллончиков со слезоточивым и нервнопаралитическим газом, магнитофонных кассет, около двухсот грамм уже прошедших огранку алмазов, я обнаружил вот эту коробку. Знаешь, что в ней?
— Догадываюсь, — затаив дыхание, ответил я.
— И что же?
— Наркотик.
— Верно. Здесь находится небезызвестный тебе омнопон, целая упаковка, еще не начатая. Представляешь, какой удар я нанес нашему любителю ночных инъекций?
— Еще бы! — воскликнул я. — Но почему вы не сказали мне об этом раньше, Семен Кондратьевич?
— Ты же помнишь вчерашний день: убийство Потапова, допрос свидетелей, анонимная записка — все на нервах, ни минуты свободного времени. Вот я и забыл про эту коробку, да и сейчас вспомнил случайно.