Оборотень
Шрифт:
А костер уже разгорался, весело потрескивая сырыми ветками. И Кузька уже водружал на него закопченный чайник:
— А какой чаек бабка-то заваривала. На травах. И запах по всей избе. Эх-ма. Да на колодезной водице. Чистой как слеза и сладкой как леденец. Не то что тута — жижа болотная. С пиявками да головастиками. Рази ж это чай?.. А все гадюка Григорий! — внезапно взвился Кузька. — Привел своих упырей поганых и всю приличную нечисть согнал. И домовых, и кикимор, и леших. И пришлось уходить нам из Белой Пущи, из дома родного. Ну какая от нас зловредность? — обернулся он к Василию.
И, засыпая в чайник заварку, пробормотал:
— И погода-то дрянь, а он знай себе улыбается. Эх-ма.
Было позднее утро. Дождь продолжал колотить по окнам и карнизам, отчего трапезная в замке короля Александра казалась мрачно-удручающей, хотя вообще-то слыла одним из наиболее ярких помещений — стены были пестро расписаны картинками, изображающими разные блюда и застольные сценки, а значительную часть комнаты занимал длинный стол, постланный разноцветными залатанными скатертями. За столом сидели все те же творческие личности, что накануне обсуждали стихи Касьяна Беляники — не хватало лишь самого Касьяна.
Король Александр поднялся со своего места во главе стола, и разговоры стихли.
— Господа, — негромко начал король, — как вам, вероятно, уже известно, ночью в замке произошло нечто совершенно, — Александр замялся, подбирая слова, — нечто совершенно невиданное и безобразное.
Судя по тому, как внимательно и даже недоуменно прислушивались сотрапезники к словам короля, им о ночном происшествии известно еще ничего не было.
— Даже и не знаю, как об этом сказать, — с трудом продолжал Александр. В общем, наш вчерашний поэт, Касьян Беляника… — Его Величество вздохнул и надолго замолчал.
— Что? — не выдержал один из гостей.
— Что — съеден, вот что! — неожиданно сорвался на крик Александр.
— Вы шутите, Ваше Величество?.. — пролепетал Диоген.
— Какие шутки! — пристукнул кубком по столу Александр. — Можете сами сходить и посмотреть, что от него осталось! Это ваши, именно ваши глупые шутки, друзья мои, в конце концов сбылись.
Король опустился за стол, а в трапезной поднялись крики и шум.
— Это мы виноваты! — вопил, театрально бия себя в грудь, синьор Данте. Накаркали! Да разве я стал бы так о нем говорить, если бы знал, чем это кончится…
— По крайней мере, он ушел бы в иной мир с чувством, что его стихи оценены по достоинству, — возвела очи к лепному потолку монументального вида дама в пышном фиолетовом платье, которую все звали госпожа Сафо.
— Я всегда верил в силу слова, — глубокомысленно вздохнул Диоген. — И в конце концов то, что мы делали в переносном смысле, кто-то довершил на самом деле. Знать бы, кто…
Король постучал вилкой по тарелке:
— Господа, я предлагаю почтить память Касьяна, подняв кубок за упокой его поэтической
Все стали наполнять свои бокалы вином, которое стояло на столах в кувшинах, а Александр протянул кубок пажу, который все время находился подле него. Тот поспешно поднял кувшин, однако, так же как накануне вечером, пролил вино прямо на мантию. Король обреченно вздохнул, стряхнул капли на пол и медленно осушил кубок.
— Ваше Величество, — тихо сказал Перси, — не уделите ли вы мне крупицу вашего драгоценного времени для приватного разговора?
— Ну разумеется, — поставил король кубок на стол. — Я буду ждать тебя после завтрака в своих покоях. — И, возвысив голос, обратился к гостям: Да вы кушайте, господа, не стесняйтесь. Жизнь продолжается…
В рабочем кабинете князя Григория I Адольфовича Лукашеску, графа Цепеша, Владетеля Белопущенского и прочая и прочая и прочая, не было ничего лишнего — только самое необходимое. Князь восседал за громоздким столом и слушал доклад начальника тайного приказа. Барон Альберт во всем стремился подражать своему повелителю — носил такие же длинные усы, прикрывающие клыки в углу рта, и даже, подобно князю, начесывал остатки волос на плешь, но он явно не обладал той статью и той внутренней волей, которые отличали князя Григория и делали его неуловимо притягательным даже для тех, кто решительно не разделял его взглядов и образа действий.
— У нас в Белой Пуще все спокойно, — докладывал Альберт, почтительно склонившись перед князем, — а вот в Мухоморье…
— Ну и что же в Мухоморье? — переспросил князь Григорий высоким скрежещущим голосом. — Да ты присаживайся, у ногах правды нет.
— Благодарю вас, князь, — Альберт грузно опустился на краешек стула и, понизив голос, продолжал: — В замке Его Величества короля Александра объявился тот человек, что в прошлый раз приезжал вместе с царевной… С лже-царевной, — поправился барон, — под видом тайного советника царя Дормидонта.
— Помню, — нахмурился князь. — A на сей раз под каким видом?
— Он назвался боярином Василием, посланником Дормидонта к Александру.
— Один?
— Почти. C ним какой-то молодой парнишка, вроде как слуга. Но в прошлый приезд его не было.
— Понятно. И где они теперь?
— Слуга остался в королевском замке, а боярин отбыл в неизвестном направлении. Еще до того как замок затопило.
— Затопило? — несколько удивился князь Григорий. — Как же затопило, когда над усей округой безоблачное небо?
— Чародей наш постарался, — хихикнул Альберт.
— Ну ладно, а что же этот ваш боярин Василий?
— Не уследили…
— Так вот, — ледяным голосом продолжал князь Григорий, — послать в Мухоморье наших лучших людей, чтобы они нашли этого боярина Василия и глаз не спускали, понятно тебе? — Альберт чуть испуганно кивнул. — A ежели он вступит в какие-либо отношения с известным тебе Гренделем, то тут же… Ну, не мне вас учить.
— Будет сделано, Ваша Светлость, — понимающе кивнул барон Альберт. Только, простите, все лучшие люди уже в разъезде по вашим заданиям — и та женщина, и колдун, и господин этот, как его, имя такое мудреное…