Оборотень

Трапезников Александр

– Я сейчас весь МУР на уши поставлю. Всех задействую.

– А много пользы было прежде? Этот оборотень где-то рядом. Почему он звонит всем нам? Потому что чувствует, что мы приблизились к нему настолько близко, что можно ухватить за горло.

Они словно забыли о Маше, которая вышла из комнаты, двигаясь, как заведенная. Глория встревоженно пошла следом за ней. Карпатов и Тероян стояли напротив друг друга.

– Ты во всем виноват!
– выкрикнул Олег, схватив Тима за рубашку обеими руками.
– Ты и твоя... ненормальная! Если бы ты не встретил ее, не притащил домой, не начал

бы свои дурацкие поиски, то Алешка бы сейчас был дома! Тероян пытался отцепить его руки, но чувствовал в его словах правду. Да, Олег был прав, если бы он не шел по следу Квазимодо, то, может быть, не вынудил бы его наносить ответные удары. И один из них пришелся по его другу. Но он же не хотел этого!

– Прекрати!
– потребовал Тероян.
– Мы что, драться будем?

– Нет, не прекращу. Это все из-за вас. Вы всюду суетесь, лезете, вынюхиваете... Валялись бы лучше в постели!

Тероян еле удержался, чтобы не ударить его. Но как бить обезумевшего от горя отца?

– Ты успокоишься или нет?
– произнес он сквозь зубы, глядя в налитые кровавой мутью глаза Карпатова.
– Надо что-то решать, а не сотрясать воздух.

– А... иди ты!
– сказал Олег и оттолкнул его в сторону.

– Да возьми ты себя в руки!
– выкрикнул Тероян.
– Я твой друг.

Карпатов тяжело посмотрел на него, немного очнулся.

– Слушай, Тим, - медленно произнес он.
– Оставь меня сейчас в покое. Прошу тебя, - и он добавил: - А то, поверь мне, убью.

– Ладно, - устало ответил Тероян.
– Я сейчас уеду в одно место, а через пару часов вернусь. И у меня будет что тебе сказать о Квазимодо - это я обещаю.

Карпатов лишь махнул на него рукой и отвернулся. Тероян вышел в соседнюю комнату, поманил Глорию, которая сидела на диване, рядом с лежавшей лицом вниз Машей.

– Кажется, уснула, - тихо сказала девушка.

– Поехали, - произнес он.
– На свидание с одним человеком. И через минуту они уже спускались по лестнице.

– Я все слышала, - сказала Глория, еле поспевая за ним.
– Это я во всем виновата. От меня все несчастья. Значит, я и есть этот самый Квазимодо.

– Да что ты такое говоришь!
– возмутился Тероян.
– Вам всем надо уколы сделать. Маньяк просто издевается над нами. Ему доставляет радость слышать, как вы стонете. Без этого он жить не может, разве непонятно? Горе - его питательная среда. Почему он говорит каждому, что он сам и есть Квазимодо? Да потому, что всех людей считает такими же. Весь мир - скопище оборотней, вот его главная мысль.

– Куда мы едем?
– спросила Глория, закрывая дверцу "Жигулей".

– На Беговую. Хочу поговорить с его крестным отцом. К редакции молодежной газеты они подъехали в начале пятого. Оставив машину возле бетонных тумб, Тероян и Глория поспешили к высотному зданию. "Только бы успеть", - подумал он.

На лифте они поднялись на шестой этаж, где размещалась редакция. Рабочий день заканчивался, сотрудники газеты уже пребывали в предвыходном настроении: из раскрытых дверей в коридор, по которому шли Тероян и Глория, заглядывая в комнаты, доносился смех, музыка.

– Где Гуркин?
– спрашивал Тим, но каждый отвечал, что видел его только

что, где-то в соседней комнате, в буфете, на этаже, у компьютерщиков. Какой-то полуплешивый ехидно заметил, что Юра Гуркин заседает в туалете, махнув рукой в конец коридора. Они отправились туда.

– Глория, - сказал Тероян, остановившись перед дверью.
– Стойте здесь и никого не пускайте, пусть они хоть обмочатся. Говорите что угодно: трубы лопнули, потоп, аварийное состояние, критическое скопление газов, - но чтобы сюда никто не вошел.

Сам он открыл дверь и шагнул в уборную. Какой-то пузан, тяжело дыша, мыл руки. Тим подождал, пока он кончит свое занятие, и пропустил его. Потом двинулся дальше, открывая дверцы кабинок. Одна из них была заперта. Тим вошел в соседнюю, встал на унитаз, осторожно подтянулся на перегородке и посмотрел вниз. Он узнал сплющенный с боков череп Гуркина. Репортер почитывал клочок газеты и что-то мурлыкал под нос. У него, видно, было хорошее настроение.

Тероян подтянулся еще выше, перебросил тело и рухнул на Гуркина, вдавив того в толчок. Одной рукой он подхватил с пола полиэтиленовое ведро для использованной туалетной бумаги и нахлобучил его на голову репортера, который, не успев ничего сообразить, лишь мычал и дергал ногами.

– Где Квазимодо?
– прохрипел Тероян, упираясь подошвой ботинка в голый живот Гуркина, не давая тому подняться, вдавливая его еще глубже в толчок.
– Говори!
– он ударил кулаком по донышку ведра.
– Где Квазимодо?

– Н-не знаю!
– взвизгнул Гуркин, пытаясь стащить свой "головной убор".

– Нет, ты скажешь мне, где он прячется, - пообещал Тероян, вновь стукнув по донышку.
– Или ты захлебнешься собственным дерьмом. Отвечай!

– А-аа!
– закричал Гуркин, но Тероян, нащупав его горло, сдавил пальцы. И крик оборвался, теперь разносилось лишь шипение, как из проколотого баллона. Тим ослабил захват.

– Где маньяк?
– повторил Тероян шепотом.
– Или это ты - сам?
– он сбил с его головы ведро, увидел смертельно напуганные глаза Гуркина, в кровавых жилках, почти вылезающие из орбит. Голова его была обляпана туалетной бумагой.

– Кажется, тебе пора умыться, - произнес Тим. Он рывком вытащил репортера из толчка, развернул его и, сдавив сзади шею, пригнул голову к очку. Свободной рукой он нажал на слив, и в лицо Гуркина ударил бурлящий поток, смешавшийся с его же фекальными испражнениями. Подержав его так несколько секунд, он повернул голову репортера к себе. Тот хрипел, кашлял, отплевывался.

– Где?
– еще раз повторил Тероян.
– Хочешь продолжения водных процедур? Пожалуйста, - и он вновь проделал то же самое, но теперь уже держал Гуркина подольше. Минуту.

– Какой же ты все-таки упрямый, - посочувствовал Тероян.
– Совсем не бережешь себя, парень. Так и подавиться можно.

– Я... не знаю, - пробулькал репортер.
– Он сам звонил мне... несколько раз.

– Продолжай!
– Тероян вытащил его голову.

– Звонил... и говорил, где я могу найти ребенка, - тяжело дыша, кося глазами, Гуркин трепыхался в руках, как выловленная, взращенная на нечистотах рыба.
– И я ехал туда, куда он указывал.