Оборотни
Шрифт:
Вот и задумаешься. Получается Михальков сей стих у Пушкина подтибрил. Для классика советской литературы вполне типично.
Кошка Мурка, в миру Дуняшка, не успокаивалась. Подвывала, совалась ко мне под руку. Пыталась тереться об мою ногу. Словно хотела что-то сказать, в чем-то повиниться.
– Я тут виновата Боря. Отпускаю раз в неделю Дуняшку помыться в баню. И сегодня отпустила. И не подумала, что у вас банный день. Она сдуру сунулась. Прибежала обратно, плакала… Что с тобой? Ты ревнуешь граф?!
– Не надо о прошлом. У Дуняши своя голова
– Да, это я уже поняла, граф.
Кошка грызла подушку, пуская пузыри изо рта. В комнате запахло скандалом.
– А вот не будет тебе этого Дуняшка, подумал я.
Полина хоть и ведьма, но женщина слабая, беззащитная. В сущности никакая еще не женщина, а наивная семнадцатилетняя девчоночка, вышедшая замуж за испорченного жителя мегаполиса. Мы знаем подходы к простушкам….
Кошка Мурка, свалив с постели, возмущенно мяукала, сидя в углу. Я ласкал у любимой лоно, этой ласки она особо стеснялась до сих пор. И особо ждала её, забываясь до безумия. Словно не она, а другая Полина лежала передо мной, шепча в забытьи случайные слова. Бессмысленные в будничной жизни. Важные в эти минуты. Тикали часы в спальне. Взвыла, заходясь в крике кошка.
– Надо её выхолостить Боря…
– Ты и так её страшно наказала. Каждую ночь она смотрит, как я тебя ласкаю. Каждую ночь она ревнует и завидует. Дуняшка добрая, но я не ручаюсь, что она не возненавидит свою мучительницу.
– Не говори так….
Сладко ты целуешь Полиночка, удивительно сладко. И ночь длилась, длилась и длилась. И ухал на болоте осенний филин. Ему, старому, завидно было. Он когда-то тоже был молодой.
……………………………………………………………………………………..
– Деньги, что Ваше Сиятельство выделили на закупку картофеля, пораскрадены. Картошку купили гнилую. Она не долежит до весны. Вашего управляющего бы мордой бы, да в этот самый, гнилой картофель. Хранилища сырые, вода просачивается. Погниет барин вся ваша картошечка. Das ist fantastisch herr Apraksin!!!
Приезжий немец горел благородным негодованием. Следовало проверить все эти ужасные вести о моем любимом продукте. Сесть в галошу в первый же год моей хозяйственной деятельности. Не допущу такого позора!
Мы лазали в погреба, мы развязывали мешки и проверяли каждую картошку. Мы пропахли гнилой картофелью до того, что нас неприлично было пускать за обеденный стол. Поэта мы не подпустили к нашей прозаической деятельности. Он уединился у себя в комнате и что-то пишет. Грядет изменение реальности. Русалка будет написана на пару лет раньше и будет совсем не такой обаятельной, как в моей реальности. Полинушке моей тоже не избежать прикосновения вечности. Но она, ей богу, заслужила. Таких как она в мире больше нет.
Гора родила мышь. День гнева миновал, и оказалось, что всё не так страшно. Погноили сволочи пару ящиков. Поленились проверить нет ли воды в погребе. Но
– Увы, Александр Сергеевич. Чтобы моё рабство тощее не голодало, надо принимать меры по внедрению полезного овоща. Откушайте еще картошечки. И вопли моего управляющего, простите мне мое дикое барство, не принимайте во внимание. Чтобы не воровали, надо порой быть жестоким. Ворует мой управляющий, что поделать.
– Boris, ты конфузишь нашего гостя. Сказала бабушка, строго глядя из-под очков на расшалившегося внука.
А гость, видимо вспомнив мою цветущую юную деву, которую он сегодня раз десять огулял, молча вздохнул и потянулся к бутылке бургундского. Обед прошел в обстановке глубокого взаимопонимания. Жеребятьев опять напился.
Прогулки, чтенье, сон глубокий. Последнее у Александра Сергеевича получалось пока не очень. Подложил я ему небольшую, но крайне симпатичную свинью. Девушка Маша отрабатывает свои два рубля с неслыханным энтузиазмом. Моя Полина смущенно поглядывает на Пушкина. Не ожидала. Она, в общем то, представляла, что поэт вовсе не облако в штанах, а существо вполне земное. Но что до такой степени. Но поэт, утомленный любовными игрищами, становится безопасен для угрюмого ревнивца мужа. В смысле для меня.
– Полина. Пойдем, погуляем. Только вдвоем, Александра Сергеевича с собой не возьмем.
– Пойдем Боренька. Мне и вправду он слегка, как это сказать, приелся. Поэты хороши на страницах книг, а в реальной жизни народ довольно утомительный.
– Ты ему еще не намекнула насчет Гончаровой?
– Попыталась, но у меня не очень получилось. Похоже, он наоборот, заинтересовался.
– Соврала бы: прекрасна как ангел небесный, как демон коварна и зла.
– Ну, какая ж она царица Тамара. Курица, смазливая и глупая курица.
Мы шли по вечернему селу. В избах горели огоньки, народ жег лучинки, готовясь ко сну.
– Хлебают сейчас щи, Боря и счастливы своей жизнью. Щи есть, барин добрый, что еще надо для жизни. Подумать только, двести лет до вашего светлого будущего. А там, те же щи, та же лучина.
– Человеку Полинушка надо как-то время скоротать на отрезке между рождением и смертью. У нас интернет и пицца на заказ. У них щи и процесс детопроизводства. Кстати, графиня, не пора ли нам об этом подумать.
– О чем граф подумать, о щах?
Она щелкнула меня по носу и побежала к реке.
Глава 10. Волчьи забавы
Лес за холодной рекою, осенний лес. В лесу отдаленный вой волков. Опять будут нападения на хозяйский скот, опять моему Карпу брать ружье и идти на охоту. Волков в нашей губернии видимо невидимо. Север, близко Карелия, леса и леса.
– Боря! А махнем за реку. Погуляем, как следует.