Оборотни
Шрифт:
— Когда я впервые встретился с вами, я принял вас за человека, потерявшего вкус к жизни.
Она подняла глаза.
— Что вы имеете в виду?
— Потухшего человека. Некурящего, непьющего, лишь принимающего пищу, которая ему рекомендована врачом.
— Спасибо за такое определение.
— Не бойтесь моих слов. Как я сказал, таково было мое впечатление, когда я впервые встретил вас.
— А теперь?
— Вы в порядке.
— Получу ли я за это медаль или еще что-нибудь?
— Что-нибудь еще.
Она
— Знаете, — произнесла она через некоторое время. — Я получаю удовольствие… Мне кажется, что прошлое не имеет такого уж значения, в конце концов.
— Что же наводит вас на такие мысли?
— Вы. И это место.
— Не понимаю.
— Вы научились жить в одиночестве. Нет, я говорю неправильно, дело не в одиночестве. Вы просто научились жить один. Большинство из нас на это не способны.
— Я научился этому в молодые годы. Понятие «одиночество» слишком всеохватывающее. Одиночество превращается в озабоченность. Это какой-то демон, захватывающий ваше воображение. Я умею игнорировать это, создавать свои собственные ценности. Это единственная возможность преодолеть одиночество.
Потом Билли помогла убрать со стола, а Эдем закончил список поручений для Лили. Можно было перейти в гостиную, где стоял большой кофейник.
— У нас нет кофе без кофеина, — сказал Эдем, когда Лили принесла кофе.
— Не важно. Приятно снова попить настоящий кофе. — Билли, заметив, что Эдем и Лили обменялись быстрыми взглядами, улыбнулась. — Не всегда же я была человеком, лишенным вкуса к жизни, какой вы меня представили.
— Может быть, сигарету? — быстро прореагировал он.
— Нет. Эту черту я еще переступить не готова.
— Не собираетесь ли вы перед отъездом повидаться с мистером Маркусом? — услышала Билли вопрос, когда Эдем вышел за новой пачкой сигарет.
Ответа она не расслышала.
В десять вечера Лили собралась уходить, и Эдем проводил ее до двери. Билли почувствовала их близость, их глубокую заботу друг о друге. Она захотела иметь такую же Лили. Может, такого человека надо ей поискать, вернувшись в Ла-Джоллу. Если, конечно, адвокаты оставят что-нибудь после того, как перемоют ей кости.
Более получаса Эдем рассказывал Билли о своем плане прохождения следующего этапа их добровольного задания. Она слушала, не прерывая. Тщательность, детальность его обоснований были безукоризненны. В общих чертах она знала об этом еще до того, как они приземлились в Манчестере.
— Но вы можете выйти из игры, если хотите, — сказал он, упомянув о телефонном разговоре с Коем. — Мои сотрудники уверены, что вы увезены из Нового Орлеана под угрозами, а теперь просто приглядываетесь к тому, что стану делать я. Именно это они и передают в ЦРУ.
— Не очень приятно. В ЦРУ решат, что я все разболтала. О компьютере и об агентурной сети.
— Я сказал, что подслушал ваш разговор с
— Какого же черта? Я все равно теперь осталась без работы. А вы думаете, что мне именно теперь следует отвалить?
— Решать вам. Все это началось как приключение. Теперь это реальное дело. Если вы хотите…
— Я не хочу. Если только этого не хотите вы.
— Но вы можете оказаться препятствием на пути.
— Вам не следует беспокоиться обо мне, — ответила она с долей раздражения. — Я сама присмотрю за собой. Не ухмыляйтесь, я это действительно имею в виду.
Он засмеялся.
— Это не ухмылка. Вы будете нуждаться в защите.
— А пистолет?
— Мы подумаем еще об этом.
— Не собираетесь же вы подкрадываться к кому-то без меня, не так ли?
— Зарекся не делать этого, — улыбнулся он.
— Вы негодяй. Вы вполне могли бы так поступить. Я стану спать у входной двери, чтобы у вас ничего не получилось.
— Будьте спокойны. Если бы я и сделал это, я бы сказал внизу, куда пошел.
— А я не хотела бы этого. И пожалуйста, не уходите без меня.
— Но пришло время отдыхать. Мы рано начали день.
— Я же только что поднялась с постели.
— Нам, тайным агентам, нужно преодолевать такие вещи, как сбой времени.
— Но я никогда не ложусь спать после сна. — Она с искренним любопытством посмотрела на него. — Вы действительно устали?
— Нет. Но я знаю, что для меня хорошо.
— В каком смысле?
— Между ними нарастало взаимное влечение. Это дало о себе знать еще в Новом Орлеане. Но Эдем сознательно оттягивал это вполне возможное проявление открытости. Он не мог позволить ничего, что притупило бы его профессиональные инстинкты. Он встал.
— В том смысле, что в последующие дни мне понадобятся все мои силы. Мне нужен отдых. — Он не был груб, просто прямолинеен. — Если не хотите спать, смотрите телевизор. — Он усмехнулся, пытаясь смягчить свои слова. — Вы почувствуете себя дома. Большая часть наших программ — американские.
Он протянул руку, дотронулся до ее плеча, погладил его и пожелал ей спокойной ночи. Эдем заметил, что она подняла подбородок, снова попытавшись скрыть свои морщинки. Но он ничего не сказал, она была хороша такой, какая есть. Он попрощался еще раз и пошел спать.
Она прилегла пять минут спустя, когда он начал успокаиваться, и молча скользнула к нему в постель.
Он лежал тихо, спиной к ней, отвернувшись, притворяясь, будто уже заснул.
— Я знаю, что вы не спите, — сказала она, придвигаясь к нему, обнимая его одной рукой, нежно прижимаясь, чтобы слиться с ним, превратившись как бы в одну личность в пределах этой постели. — Товарищеские отношения или секс — это сейчас не имеет значения, ушлый парень. Мне просто хочется быть с вами.