Оборванные нити. Том 2
Шрифт:
— Фиксировали? — спросил Сергей. — Красили?
— А то как же! — некрасивое лицо Таскона расплылось в довольной улыбке. — По Романовскому, азур-оэзином. И под микроскоп! А там…
Саблин терпеливо ждал, не желая портить эксперту эффектную концовку.
— Там непереваренные фрагменты растительной клетчатки, крахмальные зерна, элементы желчных кислот, клетки слизистой рта — короче, весь джентльменский набор рвотных масс. Ну, уж групповую и половую принадлежность слюны и клеток слизистой мы как-нибудь и сами одолели. Конечно, и подозреваемый, и потерпевший — мужики, так что половая принадлежность не больно-то помогла, а вот группа выделительства у них, слава богу, разная. Так что никуда этот изувер теперь не денется. А вы сами-то помните тот случай из «Экспертной практики»?
— Конечно.
Он действительно помнил, потому что случай
Сергей не смог сдержать гримасу брезгливого омерзения, которое всегда накатывало на него при упоминании о насильниках и особенно о педофилах. От Таскона не укрылось выражение его лица.
— Согласен, голубчик, полностью согласен, — закивал он головой, приделанной, казалось, прямо к плечам. — Половые преступления — гадость редкостная, это даже наши пращуры признавали. Вот насчет клеветы, оскорблений, побоев и налогов — тут не все просто, а с половыми преступлениями ясно было с давних времен: не прощать!
— Так уж и с давних? — с деланым недоверием задал Сергей провокационный вопрос.
Он приготовился к тому, что Лев Станиславович начнет сейчас рассказывать, и рассказы его будут безумно интересными и познавательными. Саблин не уставал восхищаться тем, как много знает эксперт-биолог об истории судебной медицины и с каким тщанием подходит к сбору и компоновке материалов, которые он неизвестно откуда выкапывал. О чем бы ни зашла речь — о комплектации учебных классов на кафедре судебной медицины Императорского Московского университета в первой половине девятнадцатого века или о судебно-медицинской экспертизе по делу об убийстве, в котором обвинялся композитор Алябьев, автор знаменитого романса «Соловей», — Лев Станиславович мог поделиться своими знаниями, накопленными за долгие годы. И надо честно признать, многое — да что там многое! почти все — было Сергею в диковинку. Например, в полный восторг привела его «Опись инструментов для вскрытия мертвых тел при судебно-медицинских исследованиях», датированная 1835 годом, но особенно — «Опись инструментов для оживления мнимоумерших, как то: утопших, удавившихся, задохшихся и от других случаев умерших». В этой описи Сергей с изумлением нашел «раздувательный мех для наставления клистира из табачного дыма», а также «табак курительный простой 1/4 фунта в жестяной банке», «огниво, кремни, наполненные селитрою», «три кусочка разной величины проволоки для прочищения чубука и клистирных трубок». Особенно же умилили его «два полотенца» и «жестянка для ромашки». Рассказчиком эксперт Таскон был отменным, и, если выпадала свободная минутка, Саблин не упускал возможности прослушать очередной экскурс в историю судебной медицины, которая, к его удивлению, оказалась наукой и практикой куда более «старой», чем он самоуверенно предполагал.
Именно поэтому и задал он свой «провокационный» вопрос об отношении наших далеких предков к половым преступлениям в надежде услышать еще что-нибудь новое и любопытное.
Лев Станиславович упрашивать себя не заставил и немедленно вывалил на Сергея целую уйму презанятнейших фактов. Еще во времена Киевской Руси существовали наказания за половые преступления и детоубийства. Однако относительно четкая полная регламентация этих преступных деяний была проведена только при Петре Первом. Для проведения так называемых «врачебно-судных изысканий» по делам о половых преступлениях и о детоубийстве приглашались врачи, хотя специального закона об этом тогда еще не было. Нередко освидетельствования потерпевших или матерей, обвиненных в убийстве новорожденного, проводились повивальными бабками, а в Сыскном приказе беременных женщин осматривали «колодничьи старостихи».
Специалистов акушерско-гинекологического профиля катастрофически не хватало в те годы. А директором Медицинской канцелярии в тот период был архиатор Кондоиди, и вот в 1754 году он подал в Правительственный Сенат Проект об учреждении «бабичьих школ». Проект был одобрен, но, как и водится на Руси, воплощен в жизнь далеко не сразу. Первые две «бабичьи школы» были открыты в Москве и Петербурге только спустя три года. Обучение в школах велось ни шатко ни валко, без специально разработанных и утвержденных программ, нередко — прямо на дому у преподавателя. Да и преподавать-то, в сущности, было некому. Из Германии пригласили врачей, в том числе и знаменитого доктора Иоганна Эразмуса, и
Но даже при всех имеющихся недостатках преподавания будущие акушерки все-таки получали необходимые знания о судебной медицине и о «врачебно-судных изысканиях», учились определять наличие беременности, следов насилия, а также получали сведения об анатомии плодов и новорожденных.
— Так что наука наша с вами еще триста лет назад озаботилась тем, чтобы насильники не могли избежать ответственности, — завершил свою минилекцию Лев Станиславович. — А вы небось думали, что вся наука только с вашим приходом в нее начала развиваться? А до вас непаханое поле стояло?
В общем, примерно так Сергей Саблин и думал, когда пришел впервые на работу в Бюро судебно-медицинской экспертизы. Потом, спустя несколько лет, пришлось осознать, что судебно-медицинская наука как-то существовала и до него на протяжении примерно лет пятидесяти-семидесяти, и существовала очень даже неплохо. Во всяком случае, множество теоретических постулатов и практических методов, которыми пользовались сегодняшние судмедэксперты, были придуманы и разработаны еще в первой половине XX века. Однако смириться с тем, что умные и знающие специалисты жили и работали триста лет назад, более того, специалисты эти во многих областях были не глупее самого Сереги Саблина, было как-то трудно.
ГЛАВА 5
И все-таки вскрывать криминальные трупы Саблину было интересно. Поэтому, дабы не зависеть от доброй воли милейшей Изабеллы Савельевны Сумароковой, он попросил ставить его в график дежурств в составе следственно-оперативной группы: по сложившейся традиции криминальный труп вскрывал тот эксперт, который осматривал его на месте происшествия. Северогорск — не Москва, где суточное дежурство в составе группы означало двадцатичетырехчасовое пребывание вместе со следователями, оперативниками и дежурными экспертами-криминалистами. Здесь, на Крайнем Севере, город не так велик, и дежурный судебно-медицинский эксперт просто должен постоянно находиться в зоне досягаемости: либо на работе, в Бюро, либо дома, на телефоне.
Дежурства бывали разными, то совсем спокойными, позволяющими ночью полноценно выспаться, то суматошными и тяжкими, когда не то что поспать — чаю выпить некогда. Но Саблина это не смущало: за годы работы в реанимации он привык не спать по ночам и после этого целый день бодрствовать, и не просто бодрствовать, тупо созерцая стену над диваном, а учиться, слушать лекции, запоминать, конспектировать, соображать, а потом еще предаваться приятному времяпрепровождению с приятелями и девушками. Дежурил он с удовольствием, несмотря на то что ни с кем из следователей, оперов и криминалистов близких отношений у него не сложилось. Не то они сторонились заносчивого и грубоватого судебного медика, не то он сам избегал дружеских контактов с кем бы то ни было. У него была Ольга, с которой он по-настоящему дружил, и ему было вполне достаточно. Даже с Петькой Чумичевым они почти не виделись, а после того разговора по поводу дочки директора фабрики даже и перезваниваться перестали.
Суточное дежурство начиналось и заканчивалось в восемь утра. В этот день Сергей в половине девятого уже подходил к зданию Бюро, когда в кармане зазвенел мобильный телефон. Звонил дежурный горотдела внутренних дел.
— Сергей Михайлович, труп в адресе, надо ехать.
— Мне не надо, — Саблин был, по обыкновению, не особо вежлив. — Я дежурство закончил полчаса назад. Звоните следующему по графику эксперту, пусть он выезжает.
— Да звонили мы, — с досадой крякнул дежурный. — Домашний телефон не отвечает, а мобильный вне зоны. Где-то он застрял, а там срочно надо, вся группа уже на месте. Выручайте, Сергей Михайлович. Ребенок ведь умер, смерть на дому. А вдруг чего…