Оборванный след
Шрифт:
— Ладно.
— Подожди минутку. — Кэссиди вывела машину на грунтовую дорогу. Они уже выехали за пределы города, и вокруг простирались желтые поля. — Я тоже хочу посмотреть.
Зоя надела перчатки, уколола Укии палец и выжала немного крови на стеклышко. Кровотечение прекратилось очень быстро, и ранка затянулась, несмотря на то что Зоя продолжала сдавливать палец. Девочка даже не успела достать пластинку пластыря, а заклеивать уже было нечего. Кэссиди держала стеклышко.
Кровь неестественно задрожала, собралась в шарик и с каждой секундой твердела
— У меня мурашки по коже, — выдохнула Кэссиди.
— А мне нравится, — отозвалась Зоя. — Это так кру-у-уто.
Кровь приобрела прежнюю форму и втянулась в руку Укии.
— Ух ты! — восторженно всхлипнула Зоя. — Я расскажу о тебе дедушке. Он должен тебя увидеть.
Кэссиди взглянула на юношу поверх головы сестренки.
— Да, я тоже так думаю.
Тамастсликт находился неподалеку от казино, за невысоким холмом. Это длинное низкое здание, выходящее на реку, само по себе являлось произведением современного искусства — что уж говорить об экспонатах. Зоя и Кэссиди прошли по карточкам постоянных посетителей, а Укии пришлось заплатить за билет. Сестры тем временем тихо переговаривались между собой, и сначала Зоя хмурилась, но в конце концов пожала плечами, соглашаясь со словами Кэссиди.
— Знаю, что ты страшно занят, — начала старшая женщина. — Но ты говоришь, что ничего не помнишь о жизни с нашей семьей. И я подумала, тебе было бы полезно увидеть кое-что в этом музее.
— Все?
Укия с тоской огляделся, уже похоронив несколько часов так необходимого времени.
— Ну, ты можешь обойтись без видео. Много времени не понадобится. Семейные предания гласят, что у тебя абсолютная память и ты запоминаешь все, увиденное однажды. Просто пробегись по залам и подумай обо всем позже, идет?
Предложение имело определенный смысл.
Зоя объявила, что все это она видела уже раз сто и, наверное, на сто первый умрет от «ску-у-у-уки». А потому девочка направилась в магазин сувениров. Кэссиди провела Укию через отделанный тиковым деревом холл, за которым показалась настоящая скала, преграждавшая вход в экспозицию. На камне виднелось множество выцарапанных рисунков, а на металлических табличках доступно объяснялась значимость наскальной живописи для мировой культуры.
— Музей разделен на три части, — поясняла Кэссиди. — Какими мы были до прихода белых, какие мы теперь и взгляд в будущее.
Далее располагались коллекции изделий из камня, дерева, кожи и тростника. Судя по количеству приспособлений для рыбной ловли — всяких крючков, грузил, гарпунов, — жизнь раньше вращалась вокруг лосося. Неподалеку стояли несколько тростниковых вигвамов, откуда доносились голоса, рассказывающие легенды о своем народе.
— Таким был наш быт до прихода белого человека, — с некоторой грустью проговорила женщина. — Наши предки жили на этой равнине в течение десяти тысяч
«Посмотри, чем они себя защищают», — и Гекс вытащил короткие копья с каменными наконечниками.
Стрелы, конечно, очень интересные предметы, но они не могли послужить настоящим оружием против Онтонгардов, если те применяли силу. Пускай даже стрела убьет инопланетянина, но очень скоро он снова восстанет к жизни.
— Задолго до появления в Орегоне белых людей их лошади изменили нашу жизнь.
Кэссиди указала на следующий экспонат — макет двух лошадей с всадниками в полный рост. Металлическая табличка сообщала, как вождь племени кайюсов начал войну против соседей и выиграл ее с помощью лошадей. Мгновенно осознав значимость этих умных животных, индейцы тут же предложили все имеющиеся у них ценности за кобылу и жеребца.
Укия глядел на конную пару и гадал, знал ли он сам этого древнего вождя? Быть может, они даже родственники?
— Потом появился и сам белый человек. Музей рассказывал о начале торговли, о том, как европейцы-французы продали эту землю американцам с Восточного побережья. Изучив размеры покупки, американское правительство открыло равнины для переселенцев. Любая белая семья могла получить целый гектар земли, и около полумиллиона человек отправились на поиски новых домов.
Прочитав про договор в Луизиане, Укия принялся рассматривать карту.
— А почему она была французской?
— Потому что они первыми сюда прибыли.
— А как же индейцы? Они ведь тут давно жили.
— Им пришлось ютиться на клочке земли, который правительство соблаговолило им выделить. — Кэссиди принялась водить пальцем по карте, где были нарисованы разноцветные участки и стрелки. — Раньше все это принадлежало нам, а потом нам велели переселиться вот сюда. Потом наши территории еще сократили. На сегодняшний день осталось вот столько.
Укия посмотрел, где на карте нарисованы реки: некоторые протекали через границы резерваций.
— Мы жили только рыбой. И голодали.
Да, Онтонгарды поступили бы с индейцами точно так же. Укия почувствовал, что его предали. Он читал дальше, и картина становилась все мрачнее. Белый человек принес с собой оспу и корь. Вымирали целые деревни. Один белый врач хотел спасти больных кайюсов, но не смог. А те, считая, что он отравляет несчастных, убили его и развязали тем самым войну, в которой их ждало только поражение.
Наконец Укия обессилел. Он быстро миновал следующий зал, глядя в пол, чтобы не видеть развешенных по стенам картин. В этом бегстве от правды он остановился только в тиковом холле. Но, как Кэссиди и говорила, все увиденное твердо запечатлелось в памяти.
— Зачем я должен был все это видеть? — яростно прошептал он. — Это все равно что яд пить.
— Ты все это пережил. — Кэссиди погладила его по плечу. — Белые воровали, лгали и убивали наших людей. Кайюсы больше уже не говорят на своем языке, нас лишили его в начале 1800-х.