Обратная сторона Мебиуса
Шрифт:
– Как до города добраться… не подскажете? – спрашивает он.
– Город, это че?
– Ну… город, город…
Ван Клик хочет объяснить, что такое город – и не может объяснить. Потому что город он и есть город, разве есть в мире вообще что-то кроме города?
Оказывается – есть.
Жека первый приходит в себя, тащит Ван Клика к выцветшей карте на стене в закуточке склада, под которой в хорошие времена прокуренные мужики забивали козла.
– Вот те карта мира…
– Ага, вижу…
– Ищи
Ван Клик смотрит. Не понимает, как можно искать город. Потому что город – он везде. Город – он от северного полюса до южного. А здесь, на карте, нет никакого города. Здесь, на карте, все по-другому. Снега. Ледники. Океан, промерзший до самого дна. Фабрики. Комбинаты. Склады. Полуразрушенные магистрали.
Знакомо Ван Клику только одно. Пирамиды. Пирамиды. Пирамиды. Вот они все, ровным слоем раскинулись по планете, Большая Московская, Малые Московские, Рублевская, Большая Питерская, Большая Минская, Большая Таллинская…
Снова прихватывает сердце, последнее, которое еще бьется, Ван Клик хватается за грудь.
– Чего ты?
– Сердце…
– Во, блин…. Тут аптечкой-то на складе и не пахнет. И даже не воняет.
Ван Клик не понимает половины слов, чувствует только одно, этот чумазый парень хочет ему помочь. Ван Клик беспомощно протягивает обесточенное сердце…
– Чего ты мне суешь?
– Разрядилось…
– Дай гляну… блин, самому зарядить не судьба было? Тут проводок подпаять, все дела…
– Не умею.
– У тебя руки, что ли, не тем концом вставлены? И башка туда же?
– Тем…
– Те-ем… а чего к пирамиде полез? Жить расхотелось?
– Да нет… я думал от нее топливо взять…
– Ну я и говорю, башка не тем концом вставлена. Где это видано, чтобы пирамида топливо давала? Она из тебя, брат, все вчистую высосет… На вот штуку свою, зарядил я тебе…
– Спасибо.
– Не за что. Не во что. Чего сидишь, давай там в ящиках пошукаем, может, где тушенка какая завалялась… Если крысы не слопали. А то у нас такие крысищи пошли, скоро банки железные с голодухи прогрызать начнут…
Ван Клик покорно идет за Жекой, Ван Клик первый раз видит такое, чтобы сломанную вещь можно было воскресить. Вот так. Голыми руками. Ну, не голыми, ну, какой-то палочкой с дымком. Похоже, волшебные палочки бывают не только в фильмах про Хогвартс…
– Жека, а когда утро будет?
– Да уже утро, ты глянь на часы, пик-пик девять… наши щас на работу поперли…
– Да нет, настоящее утро – когда?
– Ясен пень, никогда.
– Нет, я серьезно, все ночь и ночь…
– И я серьезно. Где это видано, чтобы утро было…
Жека спохватывается:
– А утро, это как?
– Это когда солнце поднимается… – осторожно отвечает Ван Клик.
Что Жека сумасшедший, это ясно. Должно быть, под действием какой-то дури, очень
Жека припоминает. Солнце… это на картинках, желтое такое, как лампочка. Обчитался парняга красивых журнальчиков, уже с ума сходит. У Жеки в цехе работал такой убогий, грузовой лифт поднимал. Каким-то там мессией себя считал, или черт пойми…
– Чш!
Жека что-то слышит. Вожделенная тушенка падает из рук, уже не до тушенки, уде ни до кого и ни до чего.
– Ложись!
– Что?
– Ложись, говорю, че, жить надоело?
Ван Клик ничего не понимает. Но это он запомнил, когда Жека говорит – жить надоело, значит, случилось что-то нехорошее. Ван Клик падает на холодный пол, сливается с землей. Замирает. Это в какой-то игре было, там надо было своего виртуального персонажа…
Ладно, не о том речь.
Ван Клик видит, что так напугало Жеку. Люди. Много людей. Там, снаружи. Идут по снегу, едут по снегу на некрасивых машинах. Куда-то торопятся, что-то кричат, давай, давай, живей, живей. Как будто ищут кого-то.
Ванн Клик видит их через окошечко склада. Давненько он не видел столько людей, да Ван Клик вообще давненько не видел людей. Отвык от людей. Боялся людей. Должно быть, у Жеки тоже социофобия, раз он так от людей шарахается. Может, Ван Клик с ним даже на каком-нибудь форуме хикки переписывался, интересно, у него ник не Чипман случайно?
Люди продолжают суетиться, но теперь далече, – только на горизонте мелькают огни. Жека осторожно пробирается вглубь склада, тащит за собой Клика, тащит тушенку, хоть пожрать первый раз в жизни…
Чего они всполошились вообще? Как это, сколько их, куда их гонят, что так жалобно поют… ни фига себе отправили армию на поиски Жеки, ну да, шуточка ли дело, цех спалил…
– Чего смотришь, лопай давай…
Ван Клик не понимает. Но Жека ест, и Ван Клик тоже ест, не чувствует вкуса, ничего не чувствует, за годы жизни в городе Ван Клик уже и забыл, что значит проголодаться…
– Ты вот чего… ты спать хочешь?
– Да… – Ван Клик прислушивается к себе, – как-то нет…
– И славно. Давай, я сосну чуток, а ты тут покараулишь.
– Что покараулю?
– Все покараулишь. Чтобы эти сюда не вломились… друзья сердечные… тараканы запечные…
– А-а…
– Бэ-э.. Ну все, спать я пошел…
Жека никуда не пошел, разлегся здесь же, на ящиках, закутался в убитые жизнью одеяла, из которого кое-как выколотил пыль. Надо было спать, и не засыпалось, смотрел на карту мира, и Ван Клик тоже смотрел на карту мира, представлял себе свою карту мира, огромный город на благодатной земле, а Жека видел свою карту мира, редкие островки жизни в вечных снегах.