Обратные адреса
Шрифт:
Когда Ирэга не выполнила в срок приказание о посылке людей на оборонные работы (айны были на зверобойном промысле и из-за шторма долго не могли вернуться домой), начальник гарнизона пришел в ярость и приказал взять Ирэгу под стражу.
Несколько дней продержали ее в темной сырой землянке, потом посадили на шхуну и отправили на один из северных островов, где она, по слухам, находится и по сей день.
Поднявшись наконец на вершину утеса, Нигоритомо, прежде чем спуститься в бухту, постоял наверху, посмотрел из-под ладони на яркий восход и бросил навстречу ему
Это был утренний дар хозяину гор и хозяину моря.
Спустившись в бухту, Нигоритомо перевел дух, поправил на голове сбившийся обруч и, взобравшись на камень-валун, долго всматривался вдаль, пока не заметил качавшуюся на волнах байдару.
Сперва она показалась точкой на горизонте, но вскоре обозначилась во всю длину округлого борта. Это была большая айнская байдара, приспособленная для охоты на морского зверя; набранная из лиственничных досок, скрепленных китовым усом, с пятью парами весел, она обладала исключительной устойчивостью и не боялась штормовых волн.
Кормчий - Нигоритомо узнал младшего брата Нигоро - стоял во весь рост и управлял байдарой коротким с широкой лопастью веслом, а гребцы, сидя, по знаку кормчего гребли веслами подлиннее.
На дне байдары разместились женщины. Чересчур перегруженная, она сидела очень низко в воде, но стремительно шла вперед, с каждой минутой приближаясь к бухте.
Совсем уже рассвело. Солнце до половины вынырнуло из морской пучины, алая полоска зари на горизонте стала бледнеть, растворившись в ярком золотом сиянии.
Завидев на берегу Нигоритомо, кормчий энергично взмахнул веслом, тотчас же все десять гребцов разом налегли на свои, и байдара понеслась быстрей. Через несколько минут она с ходу влетела на пологую отмель, прошуршав галькой и дрогнув корпусом.
Нигоритомо легко, по-молодому спрыгнул с камня и побежал навстречу. Не успел кормчий сойти на берег, глава общины, всплеснув руками, закричал:
– Здравствуй, брат мой Нигоро!
– И, отвесив низкий поклон, приложил ладони к глазам, потом опустил на бороду, затем на живот и на несколько секунд застыл в этой позе.
– С благополучным плаванием, брат мой, великий камуй ждет гостей!
Обменявшись поклонами, братья слегка потерлись носами. Стали подходить гребцы. Нигоритомо отпустил брата, протянул к ним руки ладонями вверх, гребцы по очереди подходили и слегка притрагивались к ним кончиками пальцев. То же самое сделали и женщины, сошедшие на берег последними.
Исключение глава общины сделал для своей племянницы Орэко, дочери Ирэги. Не дожидаясь, пока она подойдет, он кинулся к ней, обнял и прижал к груди. Тоненькая, стройная, гибкая, как стебель молодого бамбука, она мигом выскользнула из объятий дедушки, обвила своими красивыми руками его смуглую, в глубоких морщинах шею.
Нигоритомо хотел было потереться носом о ее нос, и она, будто испугавшись его заросшего бородатого лица, быстро откинула голову и залилась громким смехом.
– Ты колючий, дедушка!
Эти
– О, как ты выросла, Орэко! Будешь достойной невестой почетному стрелку на празднике камуя!
Хотя Орэко еще раньше догадывалась, зачем тетушка Гирына перед дорогой наряжает ее во все новое и праздничное, слова Нигоритомо немного смутили ее, потом как бы в шутку она спросила:
– Кто же, по-вашему, станет почетным стрелком?
– Разве дядя Нигоро не говорил тебе?
– Нет, не говорил...
– Тот юноша, который в схватке с камуй-медведем получит больше кровавых ран...
– Тогда я буду просить великого камуя, чтобы он не наносил ему слишком опасных ран!
– Какая ты умница!
– восхищенно произнес Нигоритомо.
– Как похожа ты на Ирэгу!
При упоминании матери девушка испуганно вздрогнула, примолкла и с грустью посмотрела на деда. Она почувствовала, как к горлу подкатился тугой комок, и едва не задохнулась от слез, но, вспомнив, что нужно поберечь их для "часа жалоб и просьб" (в первый день праздника), сдержала себя.
Ведь тетушка Гирына наказывала, чтобы она, Орэко, излила всю печаль о матери, с которой ее разлучили, и об отце, которого совсем не знала: девочке исполнился годик, когда Сабиро погиб во время большого цунами.
Говорили, что он был самый храбрый охотник и зверобой в общине. Юношей на празднике камуя он первым кинулся на разъяренного медведя, сбил его с ног, и, когда зверь подмял его и, казалось, вот-вот врежется ему клыками в горло, Сабиро, изловчившись, сильнейшим ударом отбросил его.
Около десяти тяжелых, кровавых ран получил Сабиро в этой схватке, но в ту минуту, когда глава общины объявил его почетным стрелком, он, истекая кровью, попросил лук и, лежа на траве, нашел в себе силы пустить отравленную ядом аконита стрелу прямо в сердце зверя; тот упал в двух шагах от Сабиро.
Искалеченный, до неузнаваемости обезображенный, он уже не мог, как того требовал обычай айнов, украсть и увезти на соседний мыс Ирэгу, он сделал это спустя две луны, когда немного оправился от ран.
Зато мать Ирэгу помнила она хорошо, помнила, как уводили ее под конвоем из стойбища к морскому берегу, где стояла на якоре голубая японская шхуна. Всю дорогу Орэко бежала за матерью, надрываясь от крика, цепляясь за полу ее халата, и уже приготовилась вбежать на сходню - в это время бабушка Марута схватила ее и увела.
На Орэко был длинный халат из голубого японского шелка, похожий на кимоно, но с узкими рукавами, туго стянутый в талии широким поясом из выделанной нерпичьей кожи, с инкрустациями из мелкой ракушки; подол халата вкруговую украсили клювики топорков, а с поясной пряжки из китового уса свисал клюв филина - знак рода Чисима; на верхней губе у Орэко синей краской наведены усики, на подбородке - две короткие полоски, означавшие бородку; в ушах болтались длинные серьги из моржовой кости; на ногах полуоткрытые, из лоскутков замши сандалии, из них выглядывали пальцы с коротко подстриженными, выкрашенными синей краской ноготками.