Обратный отсчет

Бейли Саманта

— Ох, ну ничего. Ты пережила сильный стресс и до сих пор в шоке. Уверена, что все это вызвало у тебя ужасные воспоминания.

Райан, истекающий кровью, оружие в моей руке… «Нет, нет, этого не может быть, такого просто не может случиться!»

— Да, это так, — ответила я. — Но она выбрала меня защитницей своего ребенка. И я…

— Тс-с. Я поняла. Все нормально. Ты была в шоке. Ты не сделала ничего плохого. И ты знаешь, что моя работа — тебя защищать. Мы ведь уже проходили через это, Морган. А теперь достаточно разговоров. Тебе сейчас надо прийти в себя. Ты не

в себе и без меня не можешь говорить ни с Мартинес, ни с журналистами, ни с кем-либо еще, — она быстро пододвигается ко мне. — Так, времени у нас сейчас немного. Если тебе еще есть что мне рассказать, вдруг что-то мне надо знать, а ты это упустила, — скажи сейчас.

Я откидываю с лица волосы, и меня прошибает пот. Потом я шарю в сумочке, достаю листочек и отдаю Джессике:

— Это было приклеено к моей сумочке, я потом увидела. Может быть, это имя девочки?

Джессика с любопытством разглядывает записку, вертя ее в руках.

— Нет, в новостях сказали, что ее зовут Куинн.

Не Аманда. Куинн. Чудесное имя для крошечной девочки, которую я держала на руках.

— Кто же тогда Аманда? — спрашиваю я. — Что, если Куинн в опасности? Ее мать считала, что так и есть. Она умоляла меня защитить ребенка. Она вела себя так, будто за ней кто-то гонится. Думаю, надо показать это Мартинес.

Она резко качает головой и отдает мне листочек:

— Нет, точно не надо. Убери это. Пусть Барри, мой следователь, займется этим. Мы не выяснили, почему Николь знала твое имя и почему она заговорила именно с тобой, а если мы скажем сейчас Мартинес, она подумает, что ты с этим как-то связана. Судя по твоим словам, Николь Мэркем не выглядела нормальной, — Джессика придвигается слишком быстро, будто припирает меня к стенке. — Есть ли вероятность, что Николь знала Райана? Возможно, она была связана с его аферой?

Внутри у меня все переворачивается. Хотя я постоянно думаю о Райане, говорить о нем выше моих сил.

— Я до сих пор не знаю всех, кого он обокрал. Вероятно, среди них была Николь или ее знакомые. Она могла взять в долг у нечестных людей, чтобы покрыть потерю денег. Она могла быть замешана, и ее просто не вычислили. Я ничего не знаю, — мой голос срывается, — он ничего мне не оставил, кроме вопросов, боли и гнева. Я никогда не знала его, совсем не знала, — внезапно меня накрывает новая тревога: — Джессика, а вдруг я в опасности?

— Расслабься, на это ничто не указывает. Даже записка не подтверждает, что кто-то хочет причинить вред тебе, ребенку или Николь. Может, это с ней ребенок не был в безопасности, — Джессика встает, начинает мерить шагами комнату. — Я понимаю, что тебе очень тяжко. Но надо оставаться спокойной.

— И как мне быть спокойной, когда Николь назвала меня по имени, вручила мне ребенка, а потом умерла у меня на глазах?

Она постукивает пальцем по губам:

— Мы выясним, как она узнала о тебе и нет ли какой-либо угрозы для тебя, хорошо? Думаю, что ребенка забрали в надежное место.

Я не говорила об этом, но она понимает, что я беспокоюсь за малышку. Я чувствую себя так, будто Джессика проникла в мои самые сокровенные мысли. Она

очень хорошо меня знает.

— Я сделаю все, чтобы выяснить побольше о Куинн. Но сейчас моя главная цель — вытащить тебя отсюда, — говорит она. — Ладно?

— Хорошо. Как скажешь.

Она подходит к двери, открывает ее и машет Мартинес. Та тихо проскальзывает в маленькую комнату. Джессика смотрит на меня, я кладу руку на колено. Внутри я вся дрожу.

— Могу я теперь пойти домой? — спрашиваю я.

— Нет пока. Есть еще вопросы, на которые вам нужно ответить.

Джессика явно встревожена.

— Давайте выйдем и поговорим за дверью, — говорит она Мартинес.

Они выходят, и я на некоторое время остаюсь одна, но привыкнуть к этому не успеваю: детектив и адвокат быстро возвращаются.

Мартинес снова садится по ту сторону стола, Джессика прислоняется к стене. Она бросает на меня взгляд, который означает: «Говори как можно меньше».

Карина не торопится, она тянет время.

— Мы не можем здесь сидеть весь день, Мартинес, — говорит Джессика.

Детектив буравит меня взглядом своих глаз цвета кофе.

— Жертва лежала на спине. Обычно люди не кончают с собой, прыгая таким образом.

Я не понимаю. Я сжимаю губы и вцепляюсь в сиденье стула, чтобы никто не заметил, что мои руки трясутся. Я же видела, как она прыгнула? Или нет? В голове пусто.

Внезапно я мысленно переношусь в совершенно другой момент времени — в тот момент, когда я вошла в кабинет Райана и обнаружила его на полу. Мое сердце, моя жизнь разбились на тысячи осколков. Я вспоминаю, как его липкая кровь пропитала мои шерстяные штаны, а ладони стали алыми, после того как я вынула пистолет из его руки. Я будто оцепенела от страха, боялась, что пистолет снова выстрелит. Я попыталась остановить кровь, хлеставшую из его живота, надеясь, что муж снова начнет дышать… Но было слишком поздно. Да, мой брак нельзя назвать идеальным. У нас были разногласия: Райан хотел детей, а я нет. Между нами вспыхивали ссоры, но я никогда, никогда не желала ему смерти.

И вот теперь умерла эта несчастная женщина. Почему я не поняла, что она собирается сделать? Почему я не вижу того, что происходит у меня перед носом? Почему все так сложно?

— Морган, вы схватили ребенка перед тем, как столкнуть мать на платформу?

Это обвинение — как пощечина. Я смотрю на Мартинес. Тело цепенеет, меня вот-вот стошнит. Она только что спросила меня, не я ли убила Николь Мэркем!

— Что? — я перевожу взгляд на Джессику, недоумевая, какого черта мне задают такие вопросы, и она вмешивается:

— Это Николь отдала ребенка моей клиентке. И если бы Морган не взяла ее, малышка упала бы на платформу или хуже того — на рельсы. Ее тоже мог сбить поезд. Что это вообще за вопросы вы такие задаете? Морган спасла ребенка. Множество свидетелей видели это. Она — героиня, — Джессика смотрит на Мартинес, подняв бровь.

Та улыбается, у нее на щеке появляется ямочка. У других людей это выглядит мило, у Мартинес — угрожающе.

— Не думаю, что «героиня» — подходящее слово для Морган, — отвечает она.