Обратный отсчет
Шрифт:
После первого сокрушительного удара, дракон отступил — толи утолив на время свой голод, толи отвлекшись на другие дела и Метатрон смог вновь собрать в единый кулак рассеянные по мирам силы. Сейчас Вестник Всемогущего вместе с соратниками продолжают свое дело, путешествуя по мирам в поисках сильных людей, готовых бросить вызов Пожирателю, когда он вернется, чтобы продолжить кровавую трапезу.
Каждый встречный может оказаться Метатроном, любой незнакомец, попросивший о помощи — одним из его слуг, посланных им в испытание, любые невзгоды — суть способ закалить дух тех, кому в будущем
— Близиться час Последней Битвы, — закончила Габриэль читать первую главу. — Час, когда от каждого живущего потребуется вся его сила, время, когда отвага и доблесть каждого станут последней преградой перед Пожирателем.
Метатрон задумчиво почесал затылок, оглядывая притихших слушателей. Он оказался прав — у Скриптора все-таки был талант, судя по тому, как зацепила эта история «Предвиденье».
— Дальше здесь рассказывается о Лестнице в Небо, — вновь заговорила Габриэль. — О достойнейших из слуг Метатрона — Лордах, действующих снаружи, и Стражах, хранящих покой этого священного места, а также…
— Давайте оставим эти истории для следующего раза, — мягко прервал ее Метатрон. — Уже поздно, наши друзья из «Предвиденья», должно быть, устали. Хеккеран-сан, вы пустите нас в дозор?
Часть 5. Один подслушанный разговор
Кинув тоскливый взгляд на склеп, Имина поплотнее закуталась в теплый темно-коричневый плащ с меховой оторочкой. Сейчас была середина июня, но на равнинах Каз мерзли все. Это не был какой-то естественный холод — что-то более эфемерное, то самое пресловутое «Дыхание Смерти», как называли это церковники. Это чувство можно было заставить отступить — достаточно было лишь отвлечься, заняться делом или попросту вступить в бой, но неизменно возвращалось, стоило только перестать двигаться, думать, куда-то стремиться…
Она еще раз покосилась на склеп, вход в который был занавешен плотной черной тканью — чтобы скрыть стоянку от посторонних глаз, а затем подняла голову, посмотрев на луну, чтобы оценить, сколько ей осталось мерзнуть.
— Почти все…
Если напрячь слух, она могла услышать тихие голоса, доносящиеся из склепа. Например — спокойный, до зубовного скрежета дружелюбный голос этого… как его… Мэтта.
У нее была аллергия на такие голоса, к тому же она знала — он что-то скрывает. Для этого не было никаких особых причин, но она чувствовала. Такие, как она — всегда чувствуют обман, даже в мелочах.
И нет — она имела ввиду не расу.
«Такие, как она» — это росшие на улицах не нужными никому, кроме себя самих озлобленными зверенышами. Прекрасно знающими, что если к тебе добры — значит, скоро ударят в спину; если говорят сладкие речи — значит, все они обман. К тому же — она была полуэльфийкой, недочеловеком, проклятым отродьем, предать которого — это даже не преступление против совести.
Одна только Колыбель знает, чего ей стоило сохранить свои уши и жизнь.
Но она справилась. Научилась отвечать на удар — тремя, а лучше — бить первой; видеть за улыбками — злобу и жадность, за успокаивающим тоном — шелест извлекаемого из ножен клинка; сражаться до конца,
Когда-то она надеялась, что ее примут эльфы, что чистокровные долгоживущие сородичи будут лучше людей. Она ошибалась — они оказались точно такими же, разве что оскорбления, обращенные к ней сменились с «эльфийского выродка» на «человеческое отродье».
За все двадцать пять лет своей непростой жизни она знала лишь три исключения из правила: «Не верь никому! Никогда! Ни за что!»
Из состояния отстраненного созерцания ее выбил звук шагов, раздавшихся за спиной. Полуэльфийка не сделала себе труда обернуться — она узнала походку.
А потому даже не вздрогнула, когда по талии скользнули сильные руки, забираясь под плащ, горячее дыхание защекотало уши, порождая толпы мурашек, а саму ее крепко прижали к широкой, теплой и родной груди.
— Соскучилась?
— От тебя до сих пор пахнет нежитью, — проворчала она, но и пальцем не пошевелила, чтобы выбраться из плена его рук.
После двух дней на равнинах и десятка столкновений с нежитью, она и сама пахнет отнюдь не ромашками.
— Здесь все ею пахнет, — тихо ответили ей. Горячее дыхание медленно сместилось с ушей на щеку, скользнуло по шее…
— Держи себя в руках, животное.
Хеккеран на это заявление только приглушенно рассмеялся, зарывшись лицом в ее волосы.
— Мне кажется, или при нашей первой встрече ты сказала мне тоже самое?
— Ты заломил мне руки, прижал к стене и нагло облапал! Что еще должна была сказать в такой ситуации приличная девушка?
— Надо же, как все было… — протянул Хеккеран. — А мне казалось, что ты стянула у меня кошелек, я тебя догнал и просто пытался вернуть свою собственность.
— Арчи говорила, что люди умеют придумывать ложные воспоминания, обманывая самих себя. Слушай ее, она умная, в школах да Академиях училась, не то, что мы.
Он тихо фыркнул ей в волосы.
Пару минут они молчали, наслаждаясь возможностью побыть наедине, такой редкой и оттого- еще более драгоценной в походе.
— О чем вы говорили?
— Габриэль-сан рассказывала об их вере. Интересно оказалось послушать…
— Тебе что, Роба мало? — фыркнула Имина.
— У Роба как-то занудно получается — он все же не проповедник. А в книжке Габриэль-сан скорее красивая легенда, а не скучная проповедь.
— …Они что-то скрывают, — после секундного колебания сказала Имина.
— У всех есть тайны, — пожал плечами Хеккеран.
— И у тебя тоже? От меня?
— Конечно. Я скрываю, что подарю тебе на день рождения.
— Что? — растерялась Имина. — Я не знаю, когда родилась…
— Это неважно — я сам выбрал. Это день, когда я уговорил тебя присоединиться к нам с Робом.
Имина промолчала — просто не знала, что на это ответить.
— И все равно — что-то здесь не так, нутром чую.
— Ты мне веришь, Имина?
Полуэльфийка прикусила губу — это был нечестный прием. Она собиралась было промолчать, но неожиданно поняла, что никогда не говорила, что доверяет ему.