Образцовый брак
Шрифт:
Палач, которому Архимонд доверил заниматься пленником, использовал только магические приемы. Некоторые были знакомы Иллидану, другие он пытался, вспоминая уроки Фелориэль, разложить на составляющие, чтобы понять плетение. О перенимании методов врага не думал, просто нужно было чем-то занять разум. Увечьями Иллидану не грозили, справедливо полагая, что демону (а в Легионе его считали за одного их них) не составит труда возродиться в Круговерти в новом, неповрежденном теле.
Иллидан молчал, чтобы не выболтать лишнего. Не огрызался на оскорбления то и дело встревающей суккубы. Ему не предлагали сдаться, а сам он больше не просил о помиловании. И все же надежда оставалась. Если в его ситуации
Суккуба сначала крутилась рядом, смотрела, давала советы и комментировала процесс. Потом, после того, как палач сделал перерыв на несколько часов, решила заняться своим убийцей сама. Поначалу еще задавала вопросы из списка, который оставил палач, а потом принялась просто развлекаться. А у нее способов было значительно больше — сразу видно специалистку.
Моральные издевательства задевали иной раз едва ли не сильнее, чем магические и физические. Легко игнорировать любые инсинуации, когда являешься хозяином положения. В плену же измученный разум реагирует куда более болезненно. Моэг была превосходно осведомлена о многих нюансах его отношений с братом и подругой детства. Суккуба неоднократно прошлась по давней влюбленности в Тиранду и ее отказе быть с ним. Затем пыталась настроить его против брата, припоминала их соперничество, заключение в темницу, и предлагала отомстить — пытать Мала вместе.
В перерывах между пытками Иллидан оказывался предоставлен сам себе. Придумывал план спасения и просто отвлекается от боли мыслями о доме. Однажды попытался еще раз поломать голову над проблемой в отношениях Мала и Тиранды, и вдруг ощутил такой прилив злости к брату, что заставил себе срочно переключиться на перебор в памяти новых увиденных заклинаний. Иллидан считал себя иммунным к ментальным воздействиям, да и сама Моэг бесилась, увидев, что ее магия зачарования не действует, но, похоже, она все же как-то сумела повлиять на него. Мысли о детских годах, проведенных с братом, не вызывали приливов гнева, и Иллидан старался вспоминать о Малфурионе именно в этом контексте.
Он не знал, по собственной инициативе суккуба мстит за свое убийство, пытая его, или Легиону вправду нужно получить ответы на вопросы. Сначала думал, что первое — больше им никто не занимался, значит, не так уж и важны были его сведения, его просто оставили в роли развлечения жене Архимонда.
Иногда Моэг приводила свою подружку-эредарку, чтобы та смотрела, как она орудует хлыстом и ловко сплетает сложные чары. Пару раз с Моэг приходил сам Архимонд. В процесс не вмешивался, только пялился на задницу жены, кривя рот в похотливой усмешке, а потом вдруг утаскивал ее прочь из пыточной с очевидными намерениями. Саргерасова парочка извращенцев! Иллидану была противна мысль, что издевательства над ним эти демоны воспринимали как возможность подогреть страсть в собственных отношениях. Словно его втянули в секс втроем и оставили самую унизительную роль. От боли стискиваешь зубы так, что они едва ли не крошатся, а рядом стоит возбужденный мужик, который чувствует себя очень даже прекрасно — бесит!
Словом, Моэг развлекалась по полной программе. Но потом стала явно терять терпение — значит, кто-то требовал с нее результатов.
— Эй, Иллидан. Ты же понимаешь, что как только я скажу Архимонду, что наигралась с тобой, он тебя уничтожит. И сделает это так, что ты не возродишься в Круговерти. Поэтому давай,
Иногда Иллидану казалось, что это плюс: Моэг наиграется, и мучения закончатся. Душа сгорит в реакторе, дав топливо для кораблей Легиона, и больше не будет больно.
Но он не хотел сдохнуть, так бездарно растратив свой талант и возможности. При рождении ему обещали великое будущее — и он его получил. Но неужели власть над половиной Кареша и зачистка Натрезы — это максимум, которого он сумеет достичь, потолок?
— У меня идея, — заявила вдруг суккуба. — Не знаю, насколько она тебе понравится… Но будет интересно.
Она минуты две пялилась изучающим взглядом в лицо Иллидану, словно и в самом деле предполагала, что ее очередная затея может ему понравиться. Потом его повели по коридорам куда-то на другой этаж, не туда, где обычно суккуба пытала его. Оглядевшись, Иллидан поначалу и впрямь обрадовался: смог увидеть брата и удивиться, что тот еще жив и даже относительно здоров.
После начала пыток собственная боль перепутывала ощущения, и Иллидан не мог сказать, его телу сейчас плохо, или малфурионову. Брат выглядел измученным, регенерация у него ослабла вдали от природы. В теле были видны сгустки магии Скверны — то ли его пытали ею, то ли подлечивали нанесенные раны, чтобы не умер раньше времени. Это наверняка болезненно для друида, но не страшно: подлечится, нужно только найти способ вытащить его отсюда.
— Брат, — прохрипел Малфурион, пытаясь облизать шершавым языком пересохшие, потрескавшиеся губы. Похоже, его мучили жаждой. Еще и исхудал…
Архимонд был уже на месте, и на этот раз он командовал процессом, а не просто смотрел.
— Начинай, — велел он Моэг, как только оковы надежно зафиксировали Иллидана.
Он впервые попадал в подобную ситуацию сам, но не раз слышал о таком методе прислужников Легиона: пытать одного пленного на глазах у другого. Теоретически это должно было превращать единство, взаимовыручку, верность соратникам в слабость, вместо силы. По факту же бойцы были готовы к такой ситуации, и каждый знал: никто не хочет, чтобы из-за него Иллидари оказались преданными. Малфурион не входил в их число, но его ненависть к Легиону и желание не дать ему никаких преимуществ в войне с Азеротом почти не уступали иллидарийским. Ну, разве что изучать магические приемы врага, брать их на вооружение и наполовину превращаться в демона он бы не стал.
— Ничего он тебе не скажет, тварь! — выплюнул Малфурион, подтверждая это предположение.
Иллидан был уверен, что обладает достаточно крепкими нервами, чтобы не поддаться на такой шантаж. Брат будет презирать его, если он сейчас сломается. Но в реальности все оказалось сложнее. У него даже не было глаз, которые можно закрыть, и не видеть. И он не мог зажать уши, чтобы не слышать отвратительный звук, с которым тонкий плетеный хлыст разрывает кожу. Чувства брата передавались и ему, а на таком близком расстоянии Иллидан ощущал его боль практически как свою.
Мал держался на одной злости. Плевал в Моэг ответными оскорблениями, как только у него получалось перевести сбившееся дыхание.
— Тиранда тебе не досталась, демоница! — хрипел он, и Моэг злилась настолько, что нередко отбрасывала в сторону хлыст, прекращала плести заклинания, а бросалась на врага голыми руками. — Без твоей мерзкой магии она даже не посмотрит на тебя!
— Тиранде не нравилась твоя борода. Надо было слушать ее просьбы, — прошипела она, выдергивая его бороду целыми прядями, вместе с кожей, обнажая обильно кровоточающую плоть.