Образцовый брак

Pumbriya

— И что происходило потом? — повел он разговор в нужную сторону.

— Мы перемещались каким-то порталом, потом еще одним. Оказались на Роносе. Меня принимали как долгожданную гостью, а я ничего понять не могла и почему-то не спорила и не задавала вопросов. Нам принесли угощений, разных фруктов — уж не знаю, где они их там достали. Моэг расспрашивала меня, и я сама ей все-все рассказала: и про детство, и про послушничество, и про нашу с вами дружбу… А она все выворачивала наизнанку, как будто вы плохие и меня все время обижали. Я сначала объясняла, что все было не так,

но ее не переубедишь. А потом… не знаю, как у нее получилось настолько контролировать все, что я делаю и думаю. Мне стало казаться, что я и в самом деле ненавижу вас обоих. Ну, а дальше ты сам знаешь.

Тиранда рассказывала спокойно и складно, словно продумывала рассказ заранее. Или это только так казалось? Она же никогда не страдала косноязычием.

— Звучит правдоподобно, — задумчиво протянул Иллидан, неожиданно для себя подумав вслух.

— Правдоподобно? — сощурилась Тиранда. — Намекаешь, что я лгу?

— Я не это имел в виду. Демонам для влияния нужно изначально за что-то зацепиться. Не получится на ровном месте воздействовать, Моэг была не настолько сильна, — Иллидан продолжил, проигнорировав мрачный взгляд и поджатые губы Тиранды. Понятно, что разговор ей неприятен. Но нужно выяснить, насколько велика проблема, и уже тогда решать: перевоспитывать Мала, советовать им разойтись или вообще самоустраниться от их дел.

Иллидан видел, что ей было плохо, но не знал, от скорби по любимому супругу или от чувства вины, ведь Мал вляпался в плен Легиону, спасая ее. Любила ли еще Тиранда своего мужа или просто боялась разорвать отношения сама? Мал обрек ее на одинокую жизнь, она века тратила на ожидание супруга — это, конечно, не заключение в одиночной камере, но для любящего сердца долгая разлука тяжела. Ни любимого, ни свободы — зачем вообще нужны такие отношения?!

Будет ли Тиранде хорошо с Малом? Не лучше ли оставить брата в оплоте Иллидари, на Кареше, и там позволить ему начать новую жизнь? Оставить Тиранде свободу, чтобы она могла найти того, кто будет поддерживать и любить ее?

Она была несчастлива в браке. Теперь, когда все претензии были озвучены, Иллидан видел это ясно и сам поражался тому, как легко обманывался все эти годы. И не он один. Может, Тиранда даже самой себе боялась в этом признаться, разрушить идеальную картинку хотя бы в собственных глазах?

Что ей нужнее сейчас? Возвращение мужа, свобода и поддержка друга или время, чтобы разобраться в себе?

Даже если сейчас Иллидан скажет, что Мал жив и почти в порядке, если Тиранда на радостях забудет о ссоре — у нее легко получится убедить себя и Мала, что причина только в демоническом влиянии. Но проблема-то никуда не денется. Вряд ли пережитые приключения заставили Мала пересмотреть свое отношение к жене. Он и у Ксавия в плену был, но все равно не изменился.

— Ты легко поборола магию Моэг, когда она стала говорить то, что действительно было неправдой, про Шандрису, — напомнил Иллидан. — Значит, проблема уже была, и чары суккубы только сделали ее более явной. Так?

— Иллидан! — отчеканила Тиранда, вставая на ноги и выпрямляя спину. — То, что было между мной и Малфурионом, должно остаться

между мной и Малфурионом. Имей уважение к памяти моего мужа!

— Извини, — поспешно вставил Иллидан, злясь на себя, что неправильно выразился, и теперь Тиранда думала, что он хочет настроить ее против Мала. Да тут как угодно выражайся! Если она не готова делиться с ним личным, то из нее никак не вытянуть правдивые ответы!

— Он был замечательным эльфом, достойным и честным! — продолжала она отповедь. — И уж прости меня за прямоту, никогда, в отличие от некоторых, не влипал в сомнительные истории с демонами, нагами и Скверной!

Раньше, когда Тиранда начинала его отчитывать, помогала широкая беззаботная улыбка. Сейчас, увы, рожа не та, чтобы очаровывать даму. Иллидан снова извинился, и тут же нахмурился. Его не обидело сравнение с братом. Но сейчас из слов Тиранды следовало, что связь со Скверной — худший проступок, чем малфурионово поведение в браке. Сам Мал тоже именно об этом и беспокоился, а вот Иллидан считал иначе. Надо разобраться.

Тиранда оглядела его с головы до ног и, сочтя действительно раскаивающимся, кивнула.

— Знаешь, мы, охотники на демонов, совсем не такие монстры, какими нас многие представляют, — осторожно закинул удочку он.

— Я знаю, — ласково произнесла Тиранда, словно смягчая свои прежние слова об историях с демонами.

Иллидан сел рядом с ней на бортик лунного колодца, чтобы удобнее было разговаривать. Расправил за спиной затекшие крылья — получилось что-то вроде шатра или беседки.

— Слушай… Я просто хочу, чтобы ты знала. Как правило, охотниками на демонов становятся не потому, что хотят больше силы, власти и возможностей. Кто-то ненавидит Легион, а кто-то просто хочет выжить в этой войне и вернуться к тем, кого любит. Защищать их. Разве это плохо?

— Нет. Конечно же, это не плохо, — качнула головой Тиранда.

Иллидан удовлетворенно кивнул. Он так и передаст Малу: Тиранда не считает, будто лучше погибнуть, ведь таким, оскверненным, эльф никому уже не нужен.

— Мы выглядим иначе, но на самом деле мы такие же, как и все остальные. Мы испытываем все чувства, свойственные эльфам. Мы можем дружить, доверять, заботиться. И любить. Многие охотники на демонов стали хорошими мужьями, — он мог бы привести конкретные примеры, как просил Мал, но не видел смысла. Тиранде эти имена вряд ли что-то скажут.

— Извини, я… я еще не готова обсуждать эту тему. Но спасибо тебе за поддержку, — торопливо добавила Тиранда.

— Ладно. Но знай, что… — хотелось сказать «что бы вы не решили с Малом», но она же уверена, что тот мертв.

Мал, балбес, зря не решился пойти и поговорить с ней сразу, теперь все только сильнее запутается. Тиранде, усталой, измучившейся чувством вины, сейчас стало бы гораздо легче от новости, что ее муж не погиб, спасая ее.

— Что бы ни случилось, я всегда окажу тебе какую угодно помощь. Я могу быть рядом в любое время, — Иллидан подчеркнул интонацией последнюю фразу, вспомнив, что именно остаться в одиночестве она больше всего боялась, когда делилась своими горестями на Роносе. — Мы же друзья.