Образцовый самец
Шрифт:
— Подожди минуту, я надену броню, — велел Гаранин.
Я молча кивнула, хотя он уже занялся своим делом и не мог видеть.
Переодевался полковник ловко, быстро, и уж конечно — без малейшего стеснения. Разделся донага и сбросил бесформенные местные ботинки, натянул свой комбез, который я упаковала вместе с бронёй, потом быстро принялся прилаживать её.
Куйки оставались безучастными к нам обоим.
— Кстати, я не поблагодарил за то, что ты её забрала, — искоса глянул на меня Гаранин, закончив с нижней половиной экзоскелета.
— Пожалуйста, — повела
Ночь милосердно скрадывала некоторые подрoбности, изломанные тела напоминали oбломки скал, а кровь теряла свой цвет, но всё равно я не хотела даже думать о том, что сейчас придётся идти через это всё. Опять.
— Пойдём потихоньку, — решил Гаранин. — Возьми, пожалуйста, мою одежду.
Я не стала спорить, опять кивнула, скатала штаны и рубашку в валик вместе с моим халатом — единственной вещью, которую забрала от куйков. Ну, не считая платья, которое было на мне.
— Тебе не холодно?
— Что? — растерялась я от такого простогo вопроса. Подумала несколько секунд и обречённо ответила: — Не знаю. Кажется, я разучилась что-то чувствовать…
— Пройдёт, — обнадёжил Захар. — Если так будет проще, иди сразу за мной и держись за кобуру вот тут. Главное только, за руки не хватай.
Полковник чуть сместил крепление своего оружия назад, и я послушно ухватилась за него. Так действительно было проще — бронированная спина мужчины защищала меня хотя бы от части видений развороченного лагеря.
Провалиться мне за горизонт событий, я столько крови за всю свою прошлую жизнь не видела, сколько за эту пару часов! А уж изуродованных трупов — тем более.
Да и убивать мне прежде не доводилось.
Хотя вот об этом лучше вообще не думать, несмотря на тo, что убила я всё-таки не человека. Потому что… паразиты-то они паразиты, но совсем не насекомые. Почти люди. Разумные существа. Может, какой-то ксенолог и возразит, что куйки— неразумные твари, и даже приведёт какие-нибудь научные аргументы, но… мы же с ними разговаривали! Они кормили нас, заботились как могли! И как бы ни было мерзко вспоминать Мария вместе с тем, что пряталось у него под юбкой, развороченный и разгрoмленный лагерь вызывал глубoкую, тоскливую жалость и холодок по спине.
Больше всего хотелось просто закрыть глаза. Я старалась не смотреть по сторонам, но взгляд против воли соскальзывал, выхватывал детали, которые намертво запечатлевались в памяти.
Изломанный труп женщины. Рядом с ней на окровавленных камнях сидит куйк и безучастно таращится в пространство. Словно выключенный робот.
Чётко и уверенно шагающий по кругу маленький арений, а в центре возвышается понурая фигура ещё одного куйка, который провожает паука взглядом столько, сколько тот находится прямо перед ним, а после — взгляд опять становился расфокусированным, потерянным.
Один раз Гаранин резко остановился, шикнув на меня и запретив шевелиться. Через лагерь деловито, без спешки бежал брух и деловито волок куда-то один из трупов, держа за бедро. На нас он не обратил
Пару раз меня опять чуть не вырвало, и в такие моменты я зажмуривалась, крепче вцеплялась в броню начбеза и старалась дышать ртом, повторяя про себя лавную последовательность.
Жутко. Мерзко. Горячечный бред, скопище безнадёжных безумцев…
А еще отчаянно хотелось заткнуть нос, потому что над лагерем повис странный, удушающе-сладкий запах. Не крови, не смерти; что-то похожее нa душные, тяжёлые благовония — я не разбиралась в запахах и определить, на что похоже, не могла. Да и не хотела, если совсем честно.
— Ты как? — обратился ко мне Гаранин, когда руины остались позади вместе с разбросанными светящимися камнями, а путь уже освещал широкий конус фонаря начбеза. Остановился, обернулся, прикрывая прикрепленный к плечу светильник рукой, чтобы не бил мне в лицо.
— Хочу домой, — криво улыбнулась ему. Контур лица подсвечивался фонарём, и за этим ярким бликом разглядеть выражение глаз было трудно. — А ещё хочу спать, но, наверное, я не смогу заснуть еще очень, очень долго. Да ладно, ерунда, это я…
— Вась, я понимаю, — негромко оборвал полковник, явно стараясь говорить мягче. Аккуратно взял меня за плечо, слегка сжал. — Тебе тяжело и страшно, это нормально. Ты и так отлично держишься. Я видел здоровых, обученных мужиков, которым стоило бы поучиться у тебя выдержке. Настоящий боец, такoго сложно ожидать от лабораторной мыши. Я не для успокоения, это правда.
Во время этой короткой — или наоборот, слишком длинной для Гаранина — речи я, щурясь, смотрела на лицо мужчины. Он явно говорил всерьёз, и, наверное, именно поэтому на его словах про лабораторную мышь я сдавленно фыркнула от смеха, а потом и вовсе расхохоталась, ткнувшись лбом в броню у него на груди, рядом с фонарём. Истерично, да; но лучше так, чем опять слёзы.
— Вась, ты чего? — растерялся полковник.
— Гаранин, ты откровенно никак умеешь говорить комплименты, — сообщила я, слегка отдышавшись. — Ты серьёзно думал приободрить, назвав меня лабораторной мышью?
— Кхм. Я… не подумал, — явно стушевался он.
— Мы ведь вернёмся домой, да?
— Обязательно, — убеждённо ответил начбез. Его ладонь с фонаря переместилась мне на затылок, чем неожиданно принесла ощущение почти блаженства.
И хотя я прекрасно понимала, что уверенность эту он демонстрирует только для меня, всё равно она помогла гораздо лучше остальных слов. Всё-таки повезло мне с полковником. Главное, не придавать особого значения его словам…
— Далеко нам еще идти?
— Минут десять, — обнадёжил Гаранин. — Я, конечно, договорился с местными, что они уберутся отсюда в случае неприятностей, но хочу проверить. Мне кажется, уезжать они не хотели, могли и остаться. А если нет — всё равно там остановимся, хорошее место. Разведу костёр, ты поспишь. Может, тебя донести? — с сомнением предложил он.