Образцовый самец
Шрифт:
— Не надо, — волевым усилием я заставила себя отказаться. — Лучше пусть у тебя в руке будет оружие, мало ли.
Потом подняла голову, временно ослепла от яркого света и, недовольно поморщившись, сама накрыла ладонью фонарь на плече.
— Захар, а… поцелуй меня? Пожалуйста…
Сейчас мне было плевать, насколько нелепо и жалко это прозвучало. Просто… хотелось чего-то хорошего. Немного, но прямо сейчас. Почему бы не этого?
Пару секунд начбез, кажется, разглядывал моё лицо; перед глазами полыхало засвеченное пятно, и я ничего толком не видела. Потом я почувствовала на губах дыхание мужчины, а еще через
От контраста холодной, твёрдой брони, к которой я прижималась, и горячих, мягких губ кружилась голова. А мир вокруг — таял, отдалялся, делаясь прозрачным и ненастоящим. Всё ложь и бред воспалённого сознания, кроме удивительно глубокой нежности, на которую неожиданно оказался способен этот грубый, неразговорчивый мужчина.
Мы точно вернёмся домой. Не можем не вернуться. И всё обязательно будет хорошо.
Поцелуй прервал Гаранин. Коснулся губами уголка моих губ, щеки, закрытого века, на пару мгновений прижался к виску. Я глубоко, прерывисто вздохнула, чувствуя в голове приятную опустошённость — старые мысли вымело поцелуем, а для новых я слишком устала.
— Пойдём, Вась, — голос его, кажется, звучал еще более хрипло, чем обычно. — Немного осталось, скоро можно будет отдохнуть.
Я только вяло кивнула, и мы зашагали дальше.
— Захар, а тот маячок, который ты запустил… Ты поддерживаешь с ним связь? Или там одно записанное сообщение?
— Связь не поддерживаю. Но в сообщении указан протокол, по которому работает моя рация в броне, и её номер для поисковика. Нас по ней отыщут, — обнадёжил Гаранин.
С этой мыслью идти стало легче.
Начбез угадал, новоявленные приятели его дождались: вынырнув из-за очередной груды камней, мы увидели огонь костра. В лагере тоже заметили наше приближение, полковник со своим фонариком не таился. Окликнули; Гаранин ответил. Когда подошли ближе, я непроизвольно отступила за спину Захара — просто так, на всякий случай.
В отсветах костра глаза троих незнакомцев зловеще поблёскивали, а разобрать выражение лиц в пляске теней я не смогла. Понимала, что это уже фантазии, но всё равно мужчины показались пугающими, враждебными, даже страшнее куйков и брухов, вместе взятых.
Довели. От людей шарахаюсь, за мужиком прячусь от каждого чиха… Точно, вернусь домой — пойду лечиться.
Я усилием воли заставила себя встать рядом с начбезом, чтобы тот предъявил меня местным. На плечо, приобнимая, легла его тяжёлая рука в перчатке. И я опять успокоилась. Плевать, что больно давит, да и подтекст у этого жеста какой-то откровенно собственнический. Главное, что он обещает — и даёт так необходимую сейчас поддержку.
Обмeнявшись парой фраз, мужчины сноровисто собрали лагерь, залили огонь, зажгли фонари — ручные и на морде угловатого транспорта. Из сказанного я выхватывала отдельные слова, они разговаривали на каком-то заметно отличающемся от языка куйков диалекте, так что учить его моей лингве предстояло заново.
Долговязый Урай уважительно потыкал гаранинскую броню пальцем, что-то сказал про размеры. Лысый уриг ответил на это со звучащим в голосе весельем, после чего, перекидываясь короткими замечаниями, они принялись грузиться. Нас с Гараниным посадили назад, остальные втроём устроились впереди —
То ли Захар как-то предостерёг аборигенов, то ли они сами были очень тактичными, то ли у них вообще не принято разговаривать с незнакомыми женщинами, но меня они не трогали, ни о чём не спрашивали и даже, в первый момент внимательно рассмотрев, перестали заинтересованнo коситься. Только третий, Ладук, порой бросал быстрые взгляды, стараясь делать это незаметно.
Окончательно убедившись в том, что новые знакомые неопасны, я вскоре оценила их общество: оно, особенно на фоне куйков, восхищало своей нормальностью. азные голоса, многообразие интонаций — за прочими переживаниями я до сих пор не замечала, как сильно не хватало всех этих мелочей. Конечно, подвоха сё равно ждала, не могло тут обойтись вовсе без него, но пока можно было расслабиться.
— Ложись, ехать достаточно долго, — предложил Гаранин, сдвигаясь на самый край сиденья. — Может, хоть немного вздремнёшь.
— Сомнительно, но почему не попробовать? — согласилась я.
Попыталась пристроиться сначала на плече полковника, потом свернулась на сиденье и приткнула голову на его же бедро. Мало того, что высоко и качает, так еще панцирь жёсткий как камень…
— Извини, она не очень подходит для этих целей, — проговорил Захар, понаблюдав за моими мытарствами. — Иди сюда, давай попробуем тебя вот так уложить…
В итоге я оказалась на коленях мужчины, в его охапке, головой на сгибе его локтя — там броня предсказуемо была гораздо менее жёсткой. Полковник как мог аккуратно придерживал, и в таком положении было менее неудобно, чем в любом другом. Мне. Сколько проблем доставляло всё это самому Зaхару, я эгоистично решила не задумываться: он достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки и позаботиться о себе.
Я о нём обязательно тоже позабочусь, но — не сейчас.
Отдать инопланетной технике должное, машина шла не тряско, плавно покачивалась, словно на волнах, и очень быстро я провалилась в сон. Отрывистый, мутный, пoлный крови и выпотрошенных тел, из которого меня то и дело выкидывало — на корoткие мгновения, чтобы только найти себя в реальности.
В какой-то момент я очнулась оттого, что машина остановилась и меня начали осторожно поднимать на руки. Хотела воспротивиться, заверить, что могу идти сама — но не сумела даже открыть глаза. Голоса вокруг сливались в монотонный гул. Кажется, я не понимала бы их, даже если бы говорили на родном языке.
Не знаю, сколько времени занял остаток пути, меня опять одолела дрёма. В следующий раз очнулась уже в постели, когда меня раздевали. Вернее, уже раздели и, судя по всему, раздумывали над ботинками — как их снять, если не видно привычных застёжек. Голоса обсуждающих были женскими. Не открывая глаз, я дотянулась до обуви, коснулась сенсора, заставив контакты разомкнуться.
А потом усталость окончательно взяла своё, и меня накрыл глубокий сон. К счастью, без сновидений.
Не знаю, во сколько наступило моё утро, я уже совершенно запуталась во времени. Огляделась в неверном свете хорошо знакомых кристаллов, работающих в «ночном режиме», обнаружила себя в одиночестве, села и хлопком пробудила огоньки.