Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Черепнин Лев Владимирович

Центром «государственного возрождения» Руси стала Москва. Там «созрела мысль благодетельного единодержавия», которое окончательно укрепилось при Иване III. «Отселе история наша, — пишет Н. М. Карамзин, — приемлет достоинство истинно государственной, описывая уже не бессмысленные драки княжеские, но деяния царства, приобретающего независимость и величие. Разновластие исчезает вместе с нашим подданством; образуется держава сильная, как бы новая для Европы и Азии, которые, видя оную с удивлением, предполагают ей знаменитое место в их системе политической» [42] .

42

Н. М. Карамзин, указ. соч., т. VI, СПб., 1892, стр. 4.

В изображении Н. М. Карамзина Иван III выступает подлинным героем как русской, так и мировой истории. Фигуру этого князя Н. М. Карамзин рисует на широком фоне событий всемирно-исторического значения, свидетельствующих с его точки зрения о закате феодализма в Западной Европе и укреплении в ряде стран национальных монархий. «…Иоанн явился на феатре политическом в то время, когда новая государственная система… возникла в целой Европе на развалинах системы феодальной или поместной…». Если до Ивана III

Россия «около трех веков находилась, вне круга европейской политической деятельности», то Иван III «сделался одним из знаменитейших государей в Европе» [43] .

43

Н. М. Карамзин, указ. соч., т. VI, стр. 216, 218.

Дворянские историки XVIII — начала XIX в., несмотря на всю узость, классовую ограниченность, а иногда и прямую реакционность их концепций, в которых содержание исторического процесса сводилось к самодовлеющей деятельности политической надстройки, а история изображалась как цепь деяний князей и царей, роль народных масс в истории игнорировалась как и обусловленность политических отношений явлениями социально-экономической жизни, внесли известный вклад в изучение вопроса об образовании Русского централизованного государства.

Заслуга дворянской историографии XVIII — начала XIX в. заключается в восстановлении (по летописям и актам) ряда конкретных фактов преимущественно политической истории Руси XIV–XV вв.; в постановке проблемы отсталости Руси от ряда стран Западной Европы в связи с татаро-монгольским нашествием на русские земли и их завоеванием; в показе прогрессивности ликвидации политической раздробленности Руси; в уяснении связи между процессом образования Русского централизованного государства и борьбой русского народа с иноземными захватчиками; в попытке раскрыть международное значение этих явлений. Всемирно-исторический аспект рассмотрения дворянской историографией XVIII в. истории России и, в частности, образования Русского, централизованного государства отличен от угла зрения книжников конца XV–XVII в. с их представлением о смене (руководимой рукою провидения) мировых империй.

В конце XVIII — начале XIX в. в России все более проявлялась тормозящая роль крепостнической системы для развития страны; самодержавие все более становилось реакционной силой. Формировалась антикрепостническая идеология. Нарождалась революционная историография.

Представители первого (дворянского) этапа революционного движения, выступая с критикой самодержавия, переносили свое отрицательное отношение к нему на оценку Русского государства XV–XVI вв. Это было положительным фактом в развитии русской исторической мысли, знаменовавшим борьбу ее революционного направления с консервативно-охранительными концепциями официальной историографии, рассматривавшей феодальную монархию как основной прогрессивный фактор исторического развития. Дворянские революционеры отмечали тяжелые последствия политики государственной централизации для народных интересов, подчеркивая при этом роль народа (в широком значении всесословного общества) не как объекта, а как субъекта исторического процесса. Но устремление внимания главным образом к отрицательным сторонам образования централизованного государства на Руси, с одной стороны, не позволяло дворянским революционерам видеть различия политического строя феодальной монархии на отдельных ее этапах. С другой стороны, излишне идеализировались и наделялись демократическим содержанием порядки древней Руси, периода политической раздробленности, например строй Новгородской феодальной республики.

Образованием Русского централизованного государства интересовался первый дворянский революционер А. Н. Радищев, хотя он и не посвятил этой проблеме какого-либо специального труда.

Глашатай гражданской «вольности», борец против крепостничества и самодержавия, подходивший к изучению прошлого своей страны с революционных позиций, А. Н. Радищев искал в древней и средневековой истории России примеров народного правления. В противоположность официальной дворянской историографии, доказывавшей, как правило, исконность самодержавия в России, А. Н. Радищев считал общественный строй древней Руси демократическим. Показателем этого, по мнению А. Н. Радищева, являются вечевые собрания. Он делает специальную выписку из так называемой Иоакимовской летописи, приведенной в «Истории» В. Н. Татищева, доказывая, что «народные собрания» были на Руси «во употреблении» [44] . Статью Г. Ф. Миллера «Краткое известие о начале Новгорода и о происхождении российского народа, о новгородских князьях и знатнейших оного города случаях» [45] . А. Н. Радищев использует для обоснования положения, что на вечевых «зборищах основалась наипаче вольность народа» [46] . В «Сокращенном повествовании о приобретении Сибири» (1791–1796) А. Н. Радищев высказывает мысль о том, что демократические порядки, подобные новгородским (классовой сущности Новгородской феодальной республики А. Н. Радищев не понимал), были издавна свойственны всем восточным славянам: «…вечевой колокол, палладиум вольности новгородской, и собрание народа, об общих нуждах судящего, кажется быть нечто в России древнее, и роду славянскому сосущественно, с того может быть даже времени, одно, как славяне начали жить в городах; другое, когда христианский закон перенесен в Россию и при церквах колокола возвешены» [47] .

44

А. Н. Радищев, Полное собрание сочинений, т. III, М.-Л., 1952, стр. 34.

45

«Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие», 1761 года. В Санкт-Петербурге при Академии наук, июль, стр. 3–50; август, стр. 99–158; сентябрь, стр. 195–240; октябрь, стр. 221–223.

46

А. Н. Радищев, указ. соч., т. III, стр. 36.

47

А. Н. Радищев, указ. соч., т. II, М.-Л., 1941, стр. 145.

Полемизируя с В. Н. Татищевым, доказывавшим наследственность княжеской власти в древней Руси, А. Н. Радищев, напротив, утверждал, что древнерусские князья были выборными: «…сие, как думаю, было, как у других народов, что князей выбирали из княжеской фамилии» [48] .

«Вольности»,

господствовавшей в древней Руси, был нанесен удар татаро-монгольским нашествием. Политику московских князей, направленную к образованию Русского централизованного государства, А. Н. Радищев рассматривает, во-первых, в плане ее значения для борьбы с татаро-монгольским игом, и, во-вторых, с точки зрения ее роли в ликвидации самостоятельности отдельных русских земель. Связь в понимании А. Н. Радищева этих двух сторон московской политики выступает в ряде его выписок из «Истории» В. Н. Татищева [49] .

48

А. Н. Радищев, указ. соч., т. III, стр. 38–39.

49

Там же, стр. 34–35.

Мероприятия московских князей по укреплению безопасности от внешних врагов А. Н. Радищев считал прогрессивными. Он отмечал, например, такие факты: «Дмитрий Иванович Донской построил Кремль»; «При царе Иване Васильевиче (Иване III. — Л. Ч.) начали лить пушки» [50] . Но ликвидацию на Руси политической раздробленности А. Н. Радищев расценивал как подавление народной «вольности» и укрепление деспотизма и поэтому не одобрял действий великокняжеской власти по включению в состав единого государства ранее независимых русских земель. Эти взгляды А. Н. Радищева ярко выражены в замечательных по силе гражданского пафоса строках его книги «Путешествие из Петербурга в Москву», посвященных падению независимости Великого Новгорода. А. Н. Радищев говорит о политике в отношении Новгорода «царя Ивана Васильевича», воплощая в его личности и действиях образы двух исторических лиц: великого князя Ивана III и царя Ивана IV Грозного. Политику эту А. Н. Радищев рисует как деспотическую, вызванную борьбой Новгородской республики, как органа народовластия, с самодержавием московских царей. «Уязвленный сопротивлением сея республики, сей гордый, зверский, но умный властитель хотел ее раззорить до основания». А. Н. Радищев как бы судит посмертно «царя Ивана Васильевича». Он задает вопрос, какое право имел царь «свирепствовать» в Новгороде, «присвоять» его себе, и отвечает: «Но на что право, когда действует сила?», когда деспотизм нарушает «право народов» [51] . Таким образом, процесс образования централизованного государства на Руси А. Н. Радищев расценивает под углом зрения наступления режима деспотизма и бесправия на общественно-политический строй, основанный на народоправстве.

50

Там же, стр. 33.

51

А. Н. Радищев, указ. соч., т. I, М.-Л., 1938, стр. 263.

Декабрист Н. М. Муравьев в своей записке «Мысли об «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина» (1818) дает некоторые оценки и тому периоду в истории Руси, когда она находилась под татаро-монгольским игом и когда шел процесс политического объединения русских земель.

Н. М. Муравьев подвергает критике реакционный тезис Н. М. Карамзина о том, что знание истории должно способствовать примирению «с несовершенством видимого порядка вещей, как обыкновеннымявлением во всех веках…». Объективно этот тезис означал, что не следует стремиться к изменению существующего социального и политического строя, как бы он ни был плох. Н. М. Муравьев со своей стороны высказывает прямо противоположную мысль: не примирение с политической и социальной несправедливостью, а борьба с ней — вот стимул движения вперед. «Конечно, несовершенство есть неразлучный товарищ всего земного», но это не значит, что история должна «погружать нас в нравственный сон квиетизма», — пишет Н. М. Муравьев. «Не мир, но брань вечнаядолжна существовать между злом и благом». И далее, подтверждая свои высказывания историческими примерами, Н. М. Муравьев указывает, что нельзя примириться «с несовершенствами времен порабощенной России, когда целый народ мог привыкнуть к губительной мысли « необходимости»» (имеется в виду время татаро-монгольского владычества над Русью). «Еще унизительнее, — продолжает Н. М. Муравьев, — для нравственности народной эпоха возрождениянашего, рабская хитрость Иоанна Калиты; далее холодная жестокость Иоанна III, лицемерие Василия и ужасы Иоанна IV» [52] . У Н. М. Муравьева морально-психологические сентенции часто преобладают над социальным и политическим анализом исторических явлений. Но эти сентенции служат обоснованию передовой, хотя выраженной в идеалистической форме, идеи о борьбе свободы и деспотизма как критерия для оценки ведущих линий истории.

52

«Записки Никиты Муравьева. Мысли об «Истории государства Российского» Н. А. Карамзина» («Литературное наследство», т. 59, М., 1954, стр. 585).

Интересный отзыв о шестом томе «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, где описывается княжение Ивана III, имеется в дневниковой записи Н. И. Тургенева. Основная мысль этой записи сводится к тому, что хотя политика Ивана III, направленная к государственной централизации, и содействовала укреплению Руси и завоеванию ею авторитета на международной арене, но достигалось это ценою установления в стране страшного деспотизма и угнетения народа. «Конечно, приятно, — пишет Н. И. Тургенев, — в особенности с начала, видеть успехи единовластия. Но не знаю, вместе с сим Россия приемлет какой-то вид мрачный, покрывается трауром: она восстает из своего уничижения, но встает заклейменная знаками рабства и деспотизма, доказывающими, чего она лишилась и что приобрела» [53] . Н. И. Тургенев считает, что в период политической раздробленности Руси было больше условий для развития общества, чем после образования единого государства. Характеризуя самодержавную Россию, Н. И. Тургенев пишет: «как Мемнон, стоит она неподвижная и льдяная, нечувствительная к частной судьбе детей своих, ее столь любящих, так ей преданных» [54] .

53

«Дневники и письма Н. И. Тургенева за 1816–1824 годы», т. III («Архив братьев Тургеневых», вып. 5, Пг., 1921, стр. 123).

54

«Дневники и письма Н. И. Тургенева», т. III, стр. 123.