Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Черепнин Лев Владимирович

Выход «Истории России с древнейших времен» вызвал резкую критику со стороны славянофилов. В статье «По поводу VII тома Истории России г. Соловьева» (1858) К. С. Аксаков писал, что «в «Истории России» автор не заметил одного: русского народа». «Русского народа, — продолжал К. С. Аксаков, — не заметил и Карамзин; но в то время этого далеко нельзя было так и требовать, как в наше время; к тому же Карамзин назвал свою историю «Историею государства Российского». Так же и «История России» С. М. Соловьева, — указывает рецензент, — «может совершенно справедливо быть названа тоже историею Российского государства, не более; Земли, народа — читатель не найдет в ней». Но даже история государства как такового «не может быть удовлетворительна», если «она не замечает Земли, народа» [100] .

100

К. С. Аксаков, Полное собрание сочинений, т. I, Сочинения исторические, М., 1861, стр. 253–254.

Эти

справедливые замечания, бесспорно, указывают на самое слабое место исследований С. М. Соловьева. Но теоретические позиции рецензента, с которых он критикует труд С. М. Соловьева, оказываются еще более слабыми, чем позиции автора критикуемого труда. Как известно, разногласия между славянофилами и так называемыми западниками (к которым примыкали и К. Д. Кавелин, и С. М. Соловьев) не были разногласиями, отражавшими принципиальную противоположность идеологий. И те и другие враждебно относились к революционному движению, и те и другие были сторонниками проведения известных реформ, которые содействовали бы развитию в России буржуазных отношений. Идейные расхождения славянофилов с «западниками» были расхождениями в пределах одного лагеря. В противоположность «западникам», настаивавшим на том, что в дальнейшем политический строй России должен приближаться к политическим отношениям в западноевропейских буржуазных странах, славянофилы были сторонниками сохранения патриархальной, преимущественно допетровской старины, в которой они видели полную гармонию интересов государства и народа («Земли»). Стремясь укрепить роль помещиков в деревне при консервации там патриархальных отношений, славянофилы идеализировали общину как исконное начало в жизни русского народа. Выступая за уважение к национальным традициям, придавая своим выступлениям патриотический характер, славянофилы по существу сводили эти традиции к реакционному лозунгу (самодержавие, православие и народность), характеризующему якобы русское национальное самосознание.

С этих политических позиций и критикует К. С. Аксаков С. М. Соловьева, упрекая его, что он не показал в своей «Истории» русского народа как носителя этих трех начал. С этих же позиций дает К. С. Аксаков свою собственную историческую концепцию, в частности подходит к решению проблемы образования Русского централизованного государства. В статье «Об основных началах русской истории» К. С. Аксаков говорит о разных путях развития государств в России и в странах Западной Европы. «Все европейские государства основаны завоеванием», Русское государство возникло в результате « добровольного призваниявласти». Поэтому в основе западноевропейских государств лежат « насилие, рабство и вражда», Русское государство построено на началах « добровольности, свободы и мира». Для России характерен «союз народа с властию». Отношения народа («Земли») и государства в России держатся на «взаимной доверенности» [101] .

101

К. С. Аксаков, указ. соч., т. I, стр. 8, 10, 11.

В статье «Несколько слов о русской истории, возбужденных историею г. Соловьева (по поводу I тома)» (1851) К. С. Аксаков предлагает свою периодизацию русского исторического процесса. Эта периодизация не нова. Следуя давней (еще летописной) традиции, К. С. Аксаков указывает, что «русскую историю лучше разделять, как она сама себя разделила, т. е. по столицам». Но автор подводит под такой принцип периодизации идеологическое обоснование в соответствии со своими общими политическими взглядами. Он считает, что «русская столица вовсе не то, что столица в других государствах», в русской столице нет «деспотического значения», нет «ничего централизирующего»; зато в ней «выражается мысль эпохи», «в столицах сознает себя исторически народ» [102] .

102

Там же, стр. 44.

В течение трех периодов истории России («Киевского», «Владимирского», «Московского») существовали общины, «соединенные в земском отношении единством веры православной, а также и единством народным быта и языка». Политическое единство сначала строилось на кровном родстве князей. «Москва первая задумала единство государственное и начала уничтожение отдельных княжеств». При этом политика московских князей не затрагивала общин, которые «были довольны, когда падали между ними государственные перегородки». Так постепенно Москва соединила всю Русскую землю в одну «Великую общину» [103] .

103

Там же, стр. 45–47.

Историческая схема К. С. Аксакова — монархическая. В его концепции народ как субъект истории по существу отсутствует (и в этом отношении справедливый упрек, брошенный автором С. М. Соловьеву, вполне может быть отнесен и к нему самому). Нельзя назвать историей народа упоминание его в качестве «Земли», постоянно действующей рука об руку с «государством», «властью», шествующей в союзе с монархией.

Сопоставляя между собой две концепции помещичье-буржуазной либеральной историографии по вопросу об образовании Русского централизованного государства — концепцию «государственной школы» и славянофильскую, надо сказать, что именно первая, при всей ее методологической ограниченности, отражала поступательное развитие исторической мысли. При всей общности классовых основ мировоззрения К. С. Аксакова,

с одной стороны, и С. М. Соловьева — с другой, исторические построения последнего отличаются диалектичностью (в идеалистическом понимании диалектики); он (отрицая революционные перевороты) обращает внимание на борьбу старого и нового (пусть главным образом в сфере правовых понятий, а не социальных отношений). Построение К. С. Аксакова статично, в нем нет движения и нет никакой борьбы. Историческая миссия русского народа, по К. С. Аксакову, состоит в том, чтобы пронести на протяжении веков незыблемым якобы дорогое ему монархическое начало. Монархическая концепция К. С. Аксакова приближается к концепции Н. М. Карамзина, но последний воплощает ее в действиях исторических лиц, доводит до читателя в виде занимательного рассказа о прошлом, в то время как у первого те же идеи выступают в виде голой схемы, своего рода скелета, с которым не вяжется представление о динамике общественного развития. В ограниченных рамках помещичье-буржуазной либеральной исторической науки исследования С. М. Соловьева содержали прогрессивные тенденции, которых нет у К. С. Аксакова, несмотря на его призыв к изучению истории народа. По своим взглядам К. С. Аксаков мало отличался от представителя официальной охранительной идеологии М. П. Погодина.

В середине XIX в. в русской историографии зарождается интерес к истории отдельных русских земель, вошедших в состав единого централизованного государства. При этом в работах, посвященных этой истории, проявляется своеобразный областной патриотизм, выражавшийся в стремлении подчеркнуть роль той или иной местности в общерусском историческом процессе.

Так, в книге Д. И. Иловайского «История Рязанского княжества» мелькает мысль о том, что во второй половине XIV в. Рязань становилась одним из центров объединения русских земель, причем этим она была обязана политике рязанского великого князя Олега Ивановича. «На Олеге очень ясно отразились современные ему княжеские стремления к собиранию волостей», — пишет Д. И. Иловайский. «Видя, как два главные центра, в Северо-Восточной и Юго-Западной России, притягивают к себе соседние волости, он хочет уничтожить эту силу тяготения и стремится инстинктивно создать третий пункт на берегах Оки, около которого могли бы сгруппироваться юго-восточные пределы». Правда, автор подчеркивает, что для проведения подобной политики у Олега не было под ногами «твердой исторической почвы», а при таких условиях «отдельная личность, как бы она ни была высоко поставлена, не может создать что-нибудь крепкое, живучее…» [104] .

104

Д. И. Иловайский, История Рязанского княжества, М., 1858, стр. 196.

Давая сравнительную оценку тем идеям, которые были выдвинуты представителями дворянской и буржуазной (имея в виду либеральное крыло) историографии (до 60-х годов XIX в. включительно) для уяснения процесса образования Русского централизованного государства, необходимо отметить прежде всего поступательный ход исторической мысли. Если дворянские исследователи при решении данной проблемы интересовались в значительной мере историей княжеской династии, то буржуазная историческая наука, сохраняя этот интерес, во главу угла выдвигает эволюцию государства как определенной системы политических отношений. Если дворянская историография рассматривала образование на Руси единого государства как один из этапов на пути перенесения русских столиц, то буржуазные исследователи ставят эту смену столиц в связь с общим процессом движения цивилизации с Запада на Восток. Если для дворянских историков самодержавие является рычагом исторического развития, двигающим вперед народ, то для буржуазной историографии общество выступает творцом идеи государства, воплощающейся затем, в период создания централизованной государственной системы, в жизнь. В буржуазной историографии получили значительно большее обоснование такие факторы формирования государства, как внешняя среда, торговые связи, колонизация и т. д.

Таким образом, буржуазно-либеральные историки уже ближе, чем дворянские, подходили к пониманию закономерного характера общественного развития. И тем не менее, будучи не в силах раскрыть общие исторические закономерности, они не могли установить их и для периода создания централизованного государства на Руси. Препятствием к этому являлись: идеалистический склад мировоззрения буржуазных авторов; скованность их мышления абстрактными юридическими категориями, за которыми они не умели различать реальных классовых интересов, порождаемых материальными условиями жизни. Русские буржуазные исследователи изучаемого времени интересовались борьбой исторических сил в период формирования единого государства, но не видели в ней классового содержания. Противники революционного переустройства существующего строя, они и в прошлом устанавливали лишь эволюционные ряды явлений.

§ 4. Труды революционных демократов

С революционно-демократическим пониманием истории выступили В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. А. Добролюбов, Н. Г. Чернышевский. В своих трудах они использовали все те завоевания дворянской и буржуазной исторической науки в области подбора, анализа, критики исторических источников, установления проверенных исторических фактов, которые были сделаны к их времени. Будучи хорошо знакомы с современными им философскими системами, они освоили те идеи, которые были положены лучшими представителями буржуазно-либеральной исторической мысли (и прежде всего С. М. Соловьевым) в основу объяснения русского исторического процесса и, в частности, процесса политической централизации (смена родовых начал государственными, роль географического фактора и колонизации страны). Но они во многом переработали выводы дворянско-буржуазной историографии той поры с позиций своего революционного мировоззрения. Они подвергли острой критике либеральную концепцию русской истории.