Обреченность
Шрифт:
В его жилах не было казачьей крови, происходил из крестьян Липецкой губернии. Был невысок ростом, но зато обладал пышными казачьими усами и зычным атаманским голосом. Глотка у него была луженая. Казаки шутили, что их батька может перепить и переорать целый кавалерийский полк, вместе с лошадьми.
В дивизии любили рассказывать историю о том, как однажды комдив распекал на плацу нерадивого интенданта.
— Тебя что, батька с мамкой поперек кровати делали? Почему у коней нет овса? Я тебя самого заставлю жрать солому! — Кричал разгневанный комдив
Это был храбрый и толковый командир, которого казаки любили и уважали.
В Красной армии после сталинско-ежовских чисток дивизиями и корпусами РККА зачастую командовали вчерашние капитаны и майоры.
— Ничего страшного — говорил нарком Ворошилов. — Кто командовал хоть взводом, тот может командовать и армией.
***
Победа большевиков в Гражданской войны означала катастрофу для всех народов России. Первыми взошли на Голгофу казаки. Большевики выслали из станиц множество казачьих семей. Их дома и куреня заняли пришлые люди из центральной полосы России, в том числе и те, кто стрелял, вешал, жег и ссылал в Сибирь настоящих хозяев.
Но уничтожив мнимых врагов России, кровавое чудовище, стало пожирать уже тех, кто выпустил его из бутылки. Тех, кто сам во имя революции стрелял, вешал и убивал русских людей, рушил и сжигал церкви. Только лишь после краха собственной судьбы до многих них стало доходить пророчество Жоржа Дантона «Не шутите с революцией. Рано или поздно она начинает пожирать своих детей».
Во многих домах прочно поселился страх. Жены, провожая мужей на работу, прощались с ними навсегда. Возвращение вечером с работы было всего лишь краткой отсрочкой неизбежного. Не было семей, где не вздрагивали бы по ночам от шума автомобильного мотора и хлопанья дверей кабины.
Сергей Муренцов не вернулся в Москву. Он осел в небольшом южном городке, далеком от большой политики и знаменитым лишь своими целебными источниками. Устроился на работу в городскую школу преподавателем русского языка и литературы. Не интересовался оппозицией, не вступал в партию, своевременно оплачивал профсоюзные взносы. На собраниях послушно поднимал руку.
В начале 30х он женился, отпустил чеховскую бородку. Его жена, Галина Андреевна, работала фельдшером в городском санатории, как сказала сама - сестрой милосердия.
Муренцова будто толкнуло в грудь, сестра милосердия. Как Мария, Маша, Машенька. Женщина из его прошлой, другой, настоящей жизни. Она и внешне походила нее. Русые волосы, зеленые глаза.
Познакомились они случайно, во время прогулки в городском парке.
Ничто не напоминало Муренцову о его прошлом. Он присвоил чужую жизнь, придумал себе другую биографию и иное прошлое. Старая жизнь была забыта.
Прежние хозяева жизни канули в Лету и казалось, что Советская власть, власть вчерашних бандитов, воров и пьяной черни, которую он ненавидел всей душой, установилась навсегда.
Изредка доносились слухи о голоде в Центральной России, крестьянских волнениях,
«Один крокодил съел другого. Теперь надо просто подождать и тогда увидим насколько успешно прошло переваривание».
В начале тридцатых Сергей Сергеевич пытался осторожно выяснить судьбу своих близких. По слухам его родители и десятилетняя Катенька успели выехать из Москвы. Пути русской эмиграции в страшные двадцатые лежали в Берлин, Париж, Харбин. Оставалось только надеяться, что Бог и судьба уберегли его близких от пули в подвалах ЧК, или сыпного тифа, где-нибудь на забытом Богом железнодорожном полустанке.
Жена была моложе Муренцова на восемь лет, но любви между ними не было.
От нее почему то всегда пахло запахом деревенского магазина — кожи, земляничного мыла, духов «белая сирень» и селедки. C присвистом дышала во сне. Может быть у нее были в носу полипы? Он не спал ночами, курил папиросы и вздыхал. Почему она? Где я нашел ее?
И спрашивал сам себя: «И это сестра милосердия»?
И сам же отвечал на свой вопрос. — «Нет, все же медсестра».
Со временем семейная жизнь стала тяготить обоих.
Она ревновала к отсутствию его любви. А он ничего не мог с собой поделать.
Прав все таки был старик Карамзин, не выйдет ничего хорошего из любви офицера и крестьянки.
В 1940 году у Муренцовых родился сын. По традиции семьи Муренцовых первенца назвали Сергеем. У Сергея Сергеевича наконец-то появился смысл жизни. По вечерам он проверял школьные тетрадки, а маленький Серж Муренцов радостно гукал лежа в кроватке и пуская ртом пузыри. Все это наполняло сердце давно уже позабытой нежностью.
***
Утром 21 июня 1941 года в кабинете командующего 10й армией раздался звонок командующего Западным особым военным округом.
— Что там у тебя происходит, Голубев? — рыкнула трубка голосом генерала армии Павлова—Твой Никитин прямо таки завалил меня своими донесениями, дескать со дня на день будет война… С кем война? С Гитлером? Ты там прочисти мозги своему подчиненному. Объясни ему, если он в Академии плохо учился, что войну с трехмесячным запасов боеприпасов не начинают. Или по мнению Никитина, Гитлер собирается победить СССР за три месяца?
Несколько минут Павлов молчал, слушая оправдывающегося Голубева.
— Ладно, ладно. Не трясись как гимназистка перед пьяным унтером. Лучше наведи порядок у себя в войсках. А я сегодня в театр с женой. Тебе бы тоже не мешало повысить свой культурный уровень, вместо того, чтобы баранов у себя разводить.
Командующий армией Голубев любил пить по утрам парное молоко, поэтому в подсобном хозяйстве при ближайшей воинской части всегда держал небольшое хозяйство. Пару коров для личного пользования. Небольшую отару овец, на шашлыки. Парочку свиней на колбасу. Небольшой коптильный заводик. Это для тела.