Обреченные эволюцией, Или новые приключения мусоров
Шрифт:
– Стоять! – рявкнул главный пэпээсник и передернул затвор.
Подозреваемый метнулся сначала вправо, затем влево, заполошно закрутил головой, повернулся вокруг оси и сделался бледным.
– На колени и руки за голову! – приказал суровый, но справедливый сержант.
Соловец решил поддержать товарища и пальнуть в потолок, но вместо грохота выстрела пистолет издал пошлый пустой щелчок.
“Упс! Осечка…” – подумал смущенный майор.
Небритый подозреваемый хитро усмехнулся и попер на сержанта, справедливо полагая, что и у того магазин пуст, как флакон одеколона, после того
– Не подходить, твою мать! – взвизгнул старший наряда ППС, отступая назад.
– Федеральное бюро национальной безопасности! – неожиданно гаркнул бритоголовый верзила и продемонстрировал сержанту книжицу в ярко-голубой обложке с золотым тиснением как снаружи, так и внутри.
Пэпээсник приоткрыл рот, соображая, что бы сие означало.
Но Соловец справедливо рассудил, что сотрудник серьезной конторы вряд ли станет носиться по недостроенному дому и швыряться унитазами в милиционеров. Он тихо подкрался сзади к отвлекшемуся подозреваемому и отоварил того обрезком доски по затылку.
Метатель унитазов ничком свалился на бетонный пол.
Майор вытащил из разжавшейся руки удостоверение в голубых корочках и раскрыл.
С фотографии под крупной надписью “Агент национальной безопасности” скалилось лицо подозреваемого.
– Он. – Сержант заглянул Соловцу через плечо. – Точно он. У-у-у, гаденыш! – Пэпээсник ткнул бритоголового носком сапога в бок и вытащил дубинку, дабы обстучать тело на предмет выявления оружия, иных посторонних предметов и тяги к сопротивлению бравым стражам законности.
– Не бейте его! – В одном из оконных проемов появился маленький носатый человечек с серьгой в ухе и в перепачканном бежевом костюме. – Не надо! Я сейчас все объясню!
Вопли бывают разные.
Одни – глубоко несчастные; так кричит поскользнувшийся по дороге из магазина гонец, глядя на осколки заветной бутылки. Другие – возмущенные; эти принадлежат задержанным взяткополучателям, умудрившимся выкинуть в окно пачку меченых купюр, прежде чем в кабинет ворвались оперативники. Третьи – безысходные, исходящие от забулдыг, заблудившихся среди мусорных бачков. Бывают вопли деловитые, издаваемые бравыми чинами охраны правопорядка при работе спецсредствами ДР-1, именуемыми в народе “демократизаторами” [Специзделие ДР-1 (аббревиат.) – дубинка резиновая]. Встречаются вопли страстные (без комментариев: допрос – штука тонкая).
И так далее, и тому подобное.
Но ни с одним из перечисленных восклицаний невозможно сравнить голос возмущенного руководителя, тем паче достигшего определенных командных высот.
Раскрывая рот на ширину ружейного приклада, любой мало-мальски нормальный полковник в состоянии построить полк и повести его торжественным маршем на строительство собственной дачи либо на прополку огорода.
От крика какого-нибудь московского генерала седеют даже во Владивостоке, а ораторское искусство сынков отдельных чиновников, продолжающих карьеру во главе целых регионов, служит неистощимым энергетическим источником не только для разномастных пародистов, но и для всей страны.
– Сто-я-а-ать!!! –
В их направлении, грозно размахивая кулаком и сбиваясь с шага на бег, двигался старший офицер. На высокой тулье его фуражки хищно распростер крылья двуглавый коронованный орел, рукав парадного кителя украшал яркий шеврон с триколором, а на груди тревожно позвякивали многочисленные награды, среди которых выделялся массивный крест с российским гербом.
Сержант, как старший патруля, первым пришел в себя и поспешил навстречу грозному высокоблагородию, чьи погоны украшали два просвета.
– Ваше высокобла-а-ародие, – начал было докладывать служивый, но старший офицер только махнул рукой и, пытаясь отдышаться от быстрой ходьбы, прохрипел:
– Негодяи!… По существу!… Коротко!…
– Господин полковник! – тараща глаза на несколько странную форму, продолжил сержант. – При патрулировании в районе возможного появления красных бандитов задержаны два их лазутчика. Конвоируем в контрразведку для дальнейшего разбирательства!
Но высокоблагородие не соизволило оценить бдительность и почему-то начало возмущаться.
Оно требовало немедленно отпустить задержанных, с которыми будет разбираться собственное начальство, а не всякие там “прикомандированные сапоги” из каких-то неизвестных “внутренних войск”. Бедолага сержант попытался возразить, что выполняет приказ некоего штабс-капитана Овечкина, но дальше этого дело не пошло.
Разъяренный офицер стал сыпать такими мудреными словами и выражениями, которые сержант не слышал даже от невоздержанного на язык ротного. “Самебенладен”, “РУБОП”, “ФСБ”, “главк”, “межведомственный пофигизм”, “операция “Чистые уши”” [Подробнее см.: Братья Питерские. “Юрист. Дело о продаже Петербурга”], “криминализированный милитаристский элемент”… Более понятным оказалось выражение о весьма оригинальной любви высокого чина к капитану Овечкину, его начальству и всей капитанской родне.
Все это было сказано гневным голосом и связывалось в единую витиеватую фразу при помощи слишком знакомых смысловых связок, самой мирной из которых была “ма-ать!”. Причем именно с восклицательным знаком. Когда же до старшего патруля начал понемногу доходить смысл выражения “мочить в сортире”, он уже был готов самостоятельно приставить дуло карабина к собственной гимнастерке и скомандовать: “Пли!”
Впрочем, до этого не дошло.
Слегка отдышавшееся от длинного монолога высокоблагородие сменило наконец гнев на милость и разрешило патрульным мирно следовать… В общем, туда, куда и прежде их посылали часто.
Тем не менее, радуясь, что легко отделались, военные подхватили оружие и споро отправились восвояси.
– Ну что, так-то мы репетируем? – Грозный чин угрюмо посмотрел на застывших оперативников. – От подполковника Петренко еще никто не убегал. Сейчас мы возвращаемся в контору. И чтоб через пять минут на плацу у дежурки я из окна кабинета видел, как вы маршируете с песнями! А рапорта по поводу случившегося – мне на стол. Сегодня же! Да, кстати, что-то я не узнаю эту улицу. Ну-ка, скажите мне, Плахов, куда вы бежать собирались?…