Обреченные любить
Шрифт:
Даже несмотря на каменную маску, Эйдолон был самым горячим мужчиной из всех, которых она видела.
— Что случилось?
— Что ж, я тоже по тебе соскучилась, Хеллбой.
Эйдолон одарил ее холодным взглядом.
— Что ты сделала на этот раз?
— Она вступила в бой с Дэвом. — Они с Шейдом выкатили ее из машины. Помимо братьев ее встречали гуманоидного и негуманоидного вида создания, которые смотрели на нее с нескрываемой ненавистью.
— Я не напрашивалась на драку.
Шейд усмехнулся совсем как
— Ага, ты просто шла посреди гетто для демонов и попала в засаду.
— Что случилось с Дэвом? — спросил Эйдолон.
Тишина, повисшая в ожидании ее ответа, была сравнима с тишиной, которая царит во время смертной казни перед тем мигом, когда лезвие гильотины стремительно летит вниз.
Ей хотелось сказать, что она убила его, но это было бы сродни суициду.
— Он ушел.
— Ну-ну. — Эйдолон и Шейд поместили ее в закрытый бокс, задернув штору, отрезав тем самым зевак.
— Где Рейт? — спросил Шейд.
— Охотится.
Глубокий, низкий голос Эйдолона производил на нее практически тот же эффект, что и прикосновения Шейда ранее, в машине.
— Зачем ты позвонила нам, Тайла?
«Потому что мой босс попросила меня сделать это».
От чувства вины ей стало практически так же больно, как и от ран, но тут она посмотрела на Шейда. Судя по выражению его лица, он предпочел бы скорее убить ее, чем лечить.
— Мне не нужно, чтобы кто-то расспрашивал об этой ране и о том, почему она не заживает. — Это было правдой. Эта мысль причиняла боль, потому что она чувствовала, как все дальше и дальше отстраняется от тех, кого считала своей единственной семьей, и если она не может положиться на них, то больше у нее ничего не осталось.
— Что ж, умно, — сказал он, натягивая медицинские перчатки.
Закончив с перчатками, Эйдолон взялся за каталку с одной стороны, Шейд помог ему с другой, и они на «раз-два-три» перенесли ее на стол, где она спокойно лежала, пока Шейд закреплял ее запястья и лодыжки в вязках, а Эйдолон ощупывал рану, которая не болела благодаря помощи Шейда. Пальцы Эйдолона мягко ощупали все ноющие места за исключением того, что между ног. Боль становилась все сильнее, она подумала: это только в ее воображении, или Эйдолон проделывает и такие фокусы?
Его пальцы больше не ощупывали рану, а вместо этого начали ласкать чувствительную кожу на ее животе. Сквозь тонкий латекс его перчаток она могла чувствовать пульсацию его татуировок. Их взгляды встретились, в его карих глазах мелькнули золотые искорки.
— Эйдолон! — Шейд помахал рукой перед лицом брата. Он отпрянул, когда Эйдолон зашипел, золотые искорки в его глазах заплясали. — Черт, Эйдолон, соберись! Сделать тебе переливание?
На какой-то момент Хеллбой замер, грудь его тяжело вздымалась, потом он закрыл глаза и глубоко вздохнул:
— Нет, все в порядке. — Его голос был низким, с перекатами, когда он, повернувшись, встретился
Она подумала, связан ли эсгенезис с тем, что сейчас происходит с Эйдолоном, но спросить не решалась — просто смотрела, как Эйдолон пальпирует ее рану. Она почувствовала покалывание в животе, точно такое, как тогда, с круэнтусом в битве у Нэнси.
— Надо накладывать швы.
— Почему бы не исцелить эту рану как все остальные? — спросила она.
— Надо действовать с учетом твоей изменяющейся физиологии.
Шейд и Эйдолон обменялись взглядами.
— Ты сказал ей?
— Она должна была знать.
Шейд начал изливаться на каком-то неизвестном наречии. Эйдолон что-то раздраженно отвечал ему.
— Невежливо говорить на чужом языке при посторонних.
— Иди к черту, убийца. — Шейд освободил ей запястья, и живот тотчас пронзила боль.
Она с трудом перевела дыхание и еле удержалась от того, чтобы вновь не показать свою слабость.
— Какого… Шейд. — Эйдолон взял инструмент и нить с металлического подноса. — Сделай так, чтобы ей не было больно.
— Мы не можем снова лечить ее. Ты пренебрегаешь пунктом хартии о неоказании помощи этим отбросам эгисам.
— Я не могу бездействовать.
— Не можешь не делать? Вспомни, что произошло с Нэнси! С Люком! Должно быть, и она во всем этом замешана.
— А кто такой Люк? — процедила она сквозь зубы.
Зло поглядев на Шейда, Эйдолон ответил:
— Наш сотрудник. Оборотень. Эгисы подкараулили его в его собственном доме, где он заперся во время фазы полной луны. Они убили его подругу, но ему удалось спастись.
— Животные, — прорычал Шейд. — Он даже сказал, что они пахли как животные. Обезьяны. Но он все же угробил двух ваших подонков.
Трей и Мишель. Понимание этого пронзило ее, и следующий вздох снова дался ей с трудом. Кайнан сказал, что Хранители попали в засаду.
— Вы лжете. За ними охотились…
— Ты что, была там? — Это был не вопрос, а скорее обвинение.
— Нет.
— Ну да, конечно. — В глазах Шейда мелькнула тень… именно тень, которая превратила его и без того темные глаза в совершенно черные, когда он взглянул на Эйдолона через стол. — А что, если она была там? Это что-то меняет для тебя? Или ты и после этого собираешься возиться с ней словно…
— Разговор закончен. — Тон Эйдолона предвещал грозу. — Обездвижь ее.
Проклиная все на свете, Шейд снова схватил ее запястье, но в то же мгновение ее накрыла волна тепла. Она почувствовала кое-что еще. Благодарность. Эйдолон не мог уничтожить ее в госпитале — она знала это, — но он также не мог облегчить ее боль. Если бы он захотел, чтобы она страдала, она страдала бы. Интересно, если бы ситуация была обратная, сделала ли бы она то же самое?
— Нет, — прошептала она, и Эйдолон нахмурился.