Обреченные выстоять. Мужские расказы

Чарков Дмитрий

– А вдруг хватит дури с зажигалками..?

Они услышали крики:

– Эй, уроды, вы здесь?

Алексей вознамерился было что-то ответить, но Семён схватил его за руку чуть повыше локтя, приложив палец к губам, и прошептал:

– Тоже умничать собрался?

Наверху не унимались:

– Уроды, мы вас выкурим – выползайте из своей норы по-хорошему. Попинаем слегка, да отпустим.

Алексей стоял, понуро опустив плечи, вслушиваясь в голоса. Он нервно поглаживал пальцами скуденькую бороденку. Семён показал ему жестом на правый рукав канализационного прохода, и они двинулись дальше. Он сказал приглушенным голосом:

– Не обращай внимания. Тебе это надо? Или что-то новое и полезное хочешь услышать?

Лёха пожал в полумраке плечами и покорно

пошел за Сенькой вперёд.

Выбранный ими рукав вскоре привел их к небольшой округлой площадке, в центре которой накрененная лестница поднималась к очередному люку.

– Ты знаешь, где мы? – спросил Лёха.

– Думаю, что отмахали метров сто уже от котельной, – ответил Семён, вглядываясь в потолок. – Я посвечу, а ты приложи ухо к крышке – может, услышишь что-нибудь.

– А сам чего..?

– Ты легче, Лёха, посмотри на перекладины, – он потрогал влажный металл, покрытый ржавчиной, – меня могут и не выдержать.

– Меня, значит, выдержат, – проворчал Алексей, пробуя ногой нижнюю ступеньку.

– Тебя ловить легче. Давай, я поддержу!

Лёха с опаской начал медленно подниматься к верху. Посредине он замер и спросил:

– А чего слушать-то?

– Да хоть что-нибудь: машины, голоса, шаги – чтобы определить, где мы. Что не понятно-то? Может, мы бродим вокруг общаги, и сейчас выползем прямо перед теми ублюдками – хочешь повстречать их снова?

– Не-а, – с этим лаконичным ответом Лёха как-то воодушевленнее продолжил своё самозабвенное восхождение кверху.

Перекладины лестницы под его шестьюдесятью килограммами недружелюбно скрежетали, и на самом верху он притаился, опасаясь слететь вниз, но сподобился всё-таки приложить ухо к чугуну. С полминуты он вслушивался, а потом объявил:

– Тихо, как в могиле.

– Сплюнь.

– Может, просто не слыхать ничего?

– Да этот чугунный диск над твоей башкой – как локатор в небе: всё должен принимать и отражать.

– Откуда тебе нафиг знать?

– Да так… знаю, и всё.

– Ну и чего делать-то будем?

Семён помолчал, раздумывая, затем ответил:

– Подождать нужно. Сейчас сколько время? Около десяти вечера, наверно. Там уже похолодало, так чего нам вообще туда выползать?

– Так на базу надо, там же и жрачка, и манатки все…

– Да ладно, помрешь, что ли, если не поужинаешь? А на манатки твои никто и не позарится.

Алексей попробовал было плечом приподнять крышку, но сил у него оказалось маловато для такой затеи, и он её оставил, спустившись осторожно вниз. Оглядевшись, Семен обнаружил у стены сваленные в кучу алюминиевые и фанерные коробки из-под каких-то деталей: видимо, недавно в этом тюбинге что-то ремонтировали и, как всегда, оставили после себя реквизит. Он перевернул пару ящиков, смастерив своеобразное кресло, и растянулся на них, разминая уставшие ноги. Алексей последовал его примеру.

– А сколько ждать-то будем? – спросил он, располагаясь рядом.

– Да отдохнем маленько, и двинем дальше, – заверил его Сеня, закрывая глаза. Свеча мерно горела на полу между ними, откидывая на стены причудливые тени.

– Ты сам откуда? – немного погодя спросил Семён.

– Местный я, из Черёмушек, – откликнулся Алексей.

– А как на улице очутился?

– А как мы все сюда попали? Кого водка, кого жадность, кого что…

– Жадность-то при чем тут?

– Да вот при всём: хотел я двухкомнатную вместо своего барака, и чтоб подороже продать и подешевле купить – как все, в общем. Только не всем везёт. Тогда-то не знал еще, что для таких предприимчивых уже специальная бригада создана – рыщут по объявлениям, прозванивают, встречаются, беседует, а вроде как и порядочные, приличные люди, понимаешь? Мне вот, например, сумели втолковать, что есть один покупатель, который хочет обменять свою двухкомнатную на частный дом – ну, дескать, любовь у него безумная, а женщина капризная, так он хочет поближе быть к ней. Даже показали мне бабу по нашей улице, и хахаля этого. Конечно, у меня глаза от такой удачи на лоб полезли, сам посуди: обменять барак

на отдельную квартиру с чисто символической доплатой! Это потом только я прочухал, что это специально для меня они спектакль разыграли – женщина-то настоящая, а мужик подставной: прилично одетый, с сединой и бородкой такой – профессорской. Он просто на моих глазах, видать, клеился к ней, а со стороны впечатление было, что ухаживает: цветы дарит, под ручку водит. А потом и ко мне на переговоры пришел: выручай, мол, я уже год здесь сторожу жильё на продажу, и ты – моя находка и спасение всей жизни. Могут они, конечно, найти гнилушку в человеке: не лестью, так деньгами, не деньгами, так напором – в общем, ударили мы с ним по рукам. У меня были, конечно, кое-какие сомнения, я даже к юристам хотел сходить, но риэлтер сказала – это женщина была, тоже приличная вся такая, прикинь? – что, типа, давай-давай, ты на сделке хорошо сэкономишь, как раз хватит на гонорар юристу; вот я и не пошел.

– Ну а бумаги-то сам подписывал? Не глядя, что ли?

– Да ведь они у меня доверенность взяли, вроде как на ведение дел по подбору вариантов, к нотариусу водили – я до сих пор не знаю, что это за нотариус. А потом оказалось, что – фьюить! – свою-то продал, а взамен купил квартиру в давно снесенном здании. Только документы по продаже оформили в управлении юстиции, а по покупке на следующий день – опять у нотариуса, у другого только, который и нотариусом-то не был, очередная подстава, в общем. И сколько не ходил по конторам да по участкам – всё без толку: документы по продаже оформлены правильно, повода к расторжению нет, а покупка – просто ничего не значащая бумажка; две разные сделки, факта мошенничества не усмотрено, возбуждению не подлежит – вот и вся правда.

– А родственники?

– Жена ушла ещё в молодости, дочь где-то с ней есть – но кому я сейчас такой нужен? Не жене – это уж точно, а дочке сейчас семнадцать только, а как я приду к ней бомжом и скажу: вот, родная, принимай отца-археолога, только что из-под земли вернулся; а всё, что мать про меня нагородила – чушь. Так, что ли?

– Пожалуй, так не прокатит.

– Да никак не прокатит. Думаешь, я не ломал себе голову? И к одним сунулся, и к другим, и к третьим – да кому нафиг это надо? На работе жить пытался, барахло в служебном гараже пристроил, так его растащили – не мог же я дежурить там круглосуточно.

– А ты кем работал?

– Водителем.

– И что, уволили?

– Три месяца тормошили с пропиской, а потом извинились, сказали, прости, Петрович, хороший ты человек, но без штампика. А меня потом всё это так достало, сил не было – хотел удавиться, да не смог: жадность опять остановила, жадность до жизни, ради неё только и не удавился тогда. А человек – он ко всему привыкает, и к колодцам тоже.

– Да-а, не повезло тебе.

Алексей продолжал:

– А мне иногда охота в тюрьму – по зиме особенно.

Семён взглянул на него с интересом:

– И как – получалось?

– Не-е, в самый последний момент думаю: ты, дурак, что собрался сделать? И всё, на месяц успокаиваюсь. Потом опять то же самое, и так уже четыре года.

– Ё-ё, – протянул Семён, – я столько не выдержу.

– А куда ты денешься? – спокойно ответил Лёха. – Я тоже поначалу думал, что не выдержу и месяца, а потом… – он махнул рукой и отвернулся.

Семёну показалось, что его товарищ плачет – тихо, по-собачьи. Он ничего не стал больше говорить и молча лежал, перебирая в голове обрывки своих детских воспоминаний: двор, детский садик, футбол, что-то из школы. Это было похоже на калейдоскоп, переворачиваемый в руке: кусочки мозаики складывались в разнообразные картинки, но цельного сюжета не проявлялось. Он снова лёг на спину и увидел на потолке каплю конденсата, собирающуюся оторваться от поверхности и устремиться вниз, прямо к его лицу. Семён закрыл глаза и напряг изнутри своё зрение, пытаясь сквозь веки уловить очертания этой капли, заставить её замереть, в то же время ожидая ощутить на своём лбу легкий "чпок" от её прикосновения, но ничего не происходило. Он помолчал минуту, а потом произнес: