Обреченный десант. Днепр течет кровью
Шрифт:
– Дали жару фрицам. Сейчас там ничего живого не осталось. Крепко врезали.
Младший лейтенант Шорник, воевавший с сорок второго года, был настроен более скептически:
– Ну, выпустили двенадцать машин по шестнадцать ракет. Это сколько будет?
– Сто девяносто две, – быстро подсчитал грамотный Ваня Михин, закончивший шесть классов.
– Мощность заряда примерно равна фугасу калибра 85 миллиметров. Думаешь, две сотни таких снарядов погоду сделают или немцев до смерти напугают?
– «Катюши» все же. По башке хорошо бьют.
– Ты
Оказалось, что Иван Михин родом из Саратовской области, еще не воевал. Закончил четырехмесячные курсы воздушно-десантных войск, три раза прыгал с парашютом. Сегодняшний прыжок – четвертый.
– И прямиком в Днепр, – заключил Николай. – Надо на правый берег курс держать. К своим. На левом нас за дезертиров примут. Стрельнут и разбираться не будут. Ты без оружия, так? Я свой ППШ тоже упустил. Только пистолет остался. Утеря оружия, бегство с передового края. Нечем оправдываться будет.
– Мы ж не по своей вине в воду свалились.
– А автомат по чьей вине упустил?
– Тонул, вот и бросил. Что, лучше утопнуть было?
– Плывем к правому берегу, – закончил короткий спор младший лейтенант. – Давай грести, пока силы остались.
Николай Шорник имел достаточно опыта, чтобы понять – сведения о том, что на правом берегу уже создана целая полоса плацдармов, не соответствуют истине. Кое-где шла стрельба, но вражеский берег в основном молчал. Лишь взлетали ракеты.
Ниже по течению, скорее всего у поселка Букрин, стрельба шла особенно интенсивно. Но доплыть туда они не сумеют. Да и есть ли смысл соваться под огонь?
Позже младший лейтенант Шорник не мог вспомнить, сколько часов они плыли. Может, три, а может, все пять. В какой-то момент его сковало оцепенение. Мозг ничего не воспринимал, руки скользнули по шершавой коре, а сапог на левой ноге потянул вниз, как пудовая гиря.
Ваня Михин перехватил его поперек спины, затормошил. Николай понемногу пришел в себя. В одном месте их обстрелял бдительный немецкий пулеметчик. Патроны он экономил, бил ровными очередями по пять-семь выстрелов. Вряд ли немец видел в темноте прижавшиеся к бревну головы двух русских бойцов.
Всадив несколько пуль в сосновую древесину, угомонился. Мимо проплыл труп. Руки и ноги были погружены в воду, а нательная рубашка смутно белела на согнутой спине. Это был один из бойцов, погибший во время переправы.
Шорнику и Михину повезло, что они уткнулись в берег еще до рассвета. Долго лежали, приходя в себя, затем кое-как выбрались наверх. Сразу наткнулись на траншею и пошли по ней.
– Надо было выбираться, а сил не было, – рассказывал Николай. – Нас часовой окликнул. Я Ивана схватил, чтобы с испугу не побежал. Часовой о чем-то спросил, а я ответил: «Я…я». Это по-немецки «да» означает, мол, свои идут. Прошли в десяти шагах от него. Фриц, наверное, и подумать не мог, что это русские.
Затем шли по какой-то балке. И хотя полночи провели в холодной воде, вдруг захотелось пить. Жадно глотали воду, сочившуюся
Вернее, капониры вырыла землеройная машина, а солдаты лишь подравнивали ямы, отсечные ходы. Народу в батарее было много и лошадей с полсотни. Весь день Николай Шорник и Ваня Михин пролежали, забившись в чащу. Чудом их не обнаружили. Немцы в овраг без конца ныряли – то за водой, то за хворостом.
Николай понял, что до вечера их обнаружат. Надо потихоньку убираться подальше. Где ползком, где пригнувшись, прошли еще пару километров. Младший лейтенант держал наготове пистолет ТТ, а Ваня Михин – десантный нож.
Впереди снова ковырялись немцы, что-то рыли на склонах, наверное, землянки или блиндажи. Хотели спрятаться в густой куст боярышника, но Ваня Михин запротестовал:
– Боярышник спелый, фрицы наверняка полезут его рвать. Отвар из него полезный, а эти гады за своим здоровьем следят.
Нашли другое место. Яму под вывернутым тополем. Очень хотелось есть. Загадывали, кто бы чего сейчас съел. Ваня Михин вспоминал, что мать пекла очень вкусные пироги с мясом и капустой, творожники с изюмом.
– Я гляжу, у вас каждый день праздник был, – поддел его Николай. – Сплошные пироги да изюм. А я бы супчика с пшенкой да грибами похлебал. Мать в печи разварит – вкусно. Да еще если масла подсолнечного добавить.
– Да и мы не слишком сыто жили, – смутился Иван. – Пироги только по праздникам. А теперь и праздников не будет. Отец без вести в сорок первом пропал. От старшего брата вестей полгода нет. Одни девки дома остались, да и я, наверное, не вернусь. Уже два раза ранен был. Выкарабкался, хотя грудь насквозь прострелили – три месяца в госпитале отлежал.
Николай Шорник тоже потерял на войне брата, половина друзей сгинула. Младшего братишку должны вот-вот призвать. Рвется дурачок в летное училище, а ему всего семнадцать.
– Глянул бы, как наши самолеты сбивали и мы в воздухе кувыркались, – сказал Ваня Михин, – враз бы отбило охоту в летуны идти.
В общем, поговорили по душам, легче стало. А к вечеру попали в переплет. Налетели наши штурмовики Ил-2 и принялись бомбить немецкие позиции. Вслед за бомбами летели ракеты, непрерывно гремели взрывы, кое-где загорелся лес.
Из клубов дыма выскочил немец и увидел обоих десантников. Открыл рот, чтобы крикнуть, позвать своих на помощь. Одновременно тянул с плеча автомат. Николай Шорник выстрелил в него из своего ТТ и продолжал нажимать на спуск, пока боек не щелкнул вхолостую.
– Бежим! – кричал Ваня Михин. – Сейчас фрицы нас застукают.
И побежали, не догадавшись в спешке даже забрать автомат. Хотя бомбежка шла такая, что в десяти шагах ничего слышно не было. Спустя час присели отдышаться. Младший лейтенант Шорник разрядил пистолет. Шесть раз он в немца выстрелил. Седьмой патрон после долгого пребывания в воде дал осечку.