Обреченный на бой
Шрифт:
— Испытайте меня, господин.
Мужчина несколько минут разглядывал Грона, потом проорал в сторону:
— Ефий!
Через несколько мгновений из-за угла выбежал худой парень лет двадцати.
— Да, хозяин?
— Приведи Бронзу.
При этом глаза мужчины блеснули в предвкушении зрелища, и через несколько минут Грон понял почему. Бронзой звали молодую, необъезженную кобылицу, обладавшую, судя по тому, что ее вели четверо конюхов, скверным характером.
— Вот, — кивнул мужчина всеми своими подбородками, — удержишься на ней одно деление клепсидры, считай, что принят.
Это было около трех минут. Грон бросил задумчивый взгляд на Бронзу, уже косившую на него злым взглядом, и кивнул. Хозяин
Грон спокойно, не делая резких движений, подошел к Бронзе и протянул руку к поводьям. В это мгновение все четверо слуг одновременно отпустили ремни. Вероятно, они уже не раз проделывали этот трюк, потому что Бронза тут же попыталась встать на дыбы, но Грон успел ухватить поводья и ласково фыркнул ей в морду так, как учил его Врен. Бронза ошарашенно тряхнула головой. А Грон, мягко поглаживая и пофыркивая в ушко, развернул ее против солнца и, улучив момент, вскочил на спину. Бронза попробовала взбрыкнуть, но Грон зажал ей бока и натянул поводья. Некоторое время они молча сражались, но Грон все это время поглаживал ее по шее и фыркал в ушко. Наконец Бронза нехотя тронулась вперед. Грон дал шенкеля и поскакал вокруг дома, сопровождаемый удивленными возгласами. Когда он, спустя полчаса, подъехал к портику, на котором его ждал еще не до конца пришедший в себя от удивления хозяин, тот встретил его с недовольной миной и, махнув рукой конюхам, бросил сквозь зубы:
— Ты принят. Выезжаете сегодня в полдень. Поди на кухню, там тебя накормят, а потом направляйся в конюшню и готовь лошадей.
Проводив хозяина взглядом, Грон посмотрел туда, где среди виноградников была скрыта ферма Сермы. Но Серма осталась позади. Впереди был Роул.
— Заночуем здесь.
Худой старик гувернер скептически окинул взглядом выбранную Гроном полянку и скривился. Однако, наученный прежним опытом, не стал спорить. В первый же вечер он сварливо раскритиковал предложенное Гроном место, на что Грон вежливо предложил ему выбрать место самому. Тот волок их еще полчаса, а потом велел разбить стоянку в прямом, как труба, и потому продуваемом насквозь холодными весенними ветрами ответвлении ущелья, рядом с которым не было ни воды, ни сушняка для костра. Грон безропотно сходил за водой, что заняло почти час, и наломал сырого кустарника, который с трудом удалось разжечь после почти полутора часов неимоверных усилий. И когда они наконец смогли далеко за полночь улечься спать, то всю ночь продрожали в легкой палатке от залетавших внутрь порывов еще холодного весеннего ветра. После той ночи старик хотя и старался при любом предложении Грона показать, что от такого сопляка нельзя ожидать ничего путного, но по большей части предпочитал больше не спорить. Ставр, сын Всадника, смышленый и крупный, под стать отцу, одиннадцатилетний парнишка, был свидетелем Гронова испытания и потому относился к своему новому слуге с некоторым благоговением. Теперь он сильно забавлялся, наблюдая гримасы гувернера, а первое время даже подзуживал старика, донимая его дурацкими вопросами. «Как ты думаешь, Исп, это достойное место для ночлега?» — указывал подросток на голый, каменистый холм на противоположном берегу бурной горной речки. «Как ты думаешь, это хорошо горит?» — кивал он на трухлявый и переполненный водой ствол давно сгнившего дерева. Но Грон, улучив момент, поймал его за плечо и, слегка сдавив так, чтобы пальцы попали на болевую точку, наставительно произнес:
— Нельзя смеяться над стариком. Он любит тебя, а ты заставляешь его страдать.
Ставр чуть не заорал от боли, но проявил себя настоящим сыном Всадника — он только прикусил губу и моргнул, сдерживая слезы, а потом кивнул, не имея сил ответить. Грон ослабил хватку и слегка помассировал место, на которое нажал.
— Молодец, умеешь терпеть.
В этот момент раздался сварливый голос
— Эй, конюх, отойди от господина.
— Да, господин. — Грон почтительно склонил голову и отошел в сторону.
Мальчик проводил его немного удивленным взглядом, а старик, видимо заметив следы слез в глазах своего питомца, встревоженно кинулся к нему:
— Что с вами, господин? — Он рассерженно повернулся к Грону: — Что ты сделал?
— Перестань! — раздраженно вскрикнул мальчик, но тут же добавил тоном ниже: — Он ничего не сделал, просто я… вспомнил о маме. — Тут он сердито отвернулся.
Всю дорогу Ставр старательно делал вид, что совсем не скучает по дому, к тому же ожидание новой, взрослой жизни волновало его и отвлекало от грустных мыслей. Но он действительно скучал. И вот сейчас это прорвалось. Грон серьезно заметил:
— Все скучают о доме и о родных.
Мальчик настороженно посмотрел на Грона, будто проверяя, не шутит ли этот мужественный парень, укротивший своенравную Бронзу, которая уже покалечила четверых, а старик тут же сварливо рявкнул:
— А тебя никто не спрашивал, конюх.
Тут до Грона дошло, что старик его попросту ревнует к мальчику, для которого он с первого появления стал большим авторитетом, чем сам гувернер, нянчивший его с пеленок. Да, не хватало ему только происков старого ревнивца на протяжении всего пути. Но следующие несколько дней прошли относительно мирно.
— Ну, и долго ты будешь сидеть как истукан? — Сварливый голос старика вывел Грона из задумчивости.
Грон резво спрыгнул с коня и подхватил поводья остальных. Старик неловко сполз с лошади и поспешил на помощь мальчику. Тот нахмурился, видимо в очередной раз вспомнив разговор с Гроном, сдержался и спокойно принял помощь старика. Грон быстро принес сушняка, развел костер, набрал казан воды и подвесил его над огнем. Потом занялся установкой палатки. Старик гувернер, по заведенному распорядку, тут же достал книгу и подсел к костру рядом с мальчиком.
— А сейчас, господин, повторим правила культурного поглощения пищи.
Мальчик опять нахмурился — он с большим удовольствием помог бы Грону ставить палатку. Пару дней назад он бы просто рявкнул на старика, но Грон ОЧЕНЬ убедительно объяснил, что так делать нельзя. Поэтому мальчик тяжело вздохнул и покорно стал повторять вслух за стариком, изредка бросая на Грона завистливые взгляды. Вскоре из казана потянуло аппетитными запахами бараньей похлебки. Гувернер закрыл книгу и с недовольным видом придвинулся поближе к огню. Кончался пятый день пути. Завтра они должны были въехать в деревню.
Когда они выехали на площадь перед таверной, гувернер радостно повернулся к мальчику и произнес:
— Наконец-то мы поедим настоящей еды. — Он бросил на Грона выразительный взгляд, намекая, в чей огород сей камень, и неуклюже слез с лошади.
Грон помог спешиться мальчику и привязал лошадей.
В зале таверны все осталось по-прежнему. Хозяин и слуги были те же. Грон, стараясь не привлекать к себе внимания, заволок вьюки внутрь и тихонько присел в уголке. С момента его прошлого посещения прошел приблизительно год. Знакомый слуга принес три миски, три ложки и каравай свежего хлеба. Гувернер придирчиво осмотрел их и вытер две ложки куском чистой материи.
Обед прошел в полном молчании. Сказать по правде, Грон не нашел сильных отличий от своей стряпни, но старик всем своим видом показывал, насколько здешняя еда лучше той, которой он вынужден был питаться последние пять дней. Старик ел не торопясь, смакуя каждую ложку и подчеркнуто не замечая того, что Грон и мальчик уже давно покончили со своей порцией. Наконец он подчистил миску кусочком хлеба и отодвинул ее в сторону. У стола тут же возник хозяин:
— Что еще угодно господам?
Гувернер важно вскинул голову и задумчиво посмотрел на мальчика. Хозяин тут же отреагировал: