Обреченный на скитания. Дилогия
Шрифт:
Через два часа следования по направлению движения монстра, он наконец достиг перепаханной вдоль и поперек полянки. В противоположных углах поляны лежали две огромные туши, стояла невыносимая вонь. Над поляной кружила стая ворон. На истерзанных тушах были видны трупоеды.
– Сохрани меня Единый, что же это за зверушки тут сцепились?
– Ловец неторопливо объехал место побоища, рассматривая с высоты всадника то, что осталось от монстров.
– Чтоб я сдох! Это же Харглы! Не может быть!
У Спайка перехватило дыхание. 'Вот
– Вот же гадство, знать бы что в них самое ценное, можно было бы алхимикам продать, - но подойдя поближе Спайк отказался от мысли копаться в этой скользкой и вонючей туше. Мужчину вырвало.
– Пусть тут придурки из Академии ковыряются. Фух! Ну и вонь!! Ну-ка, ну-ка, что это там?
– в основании шеи монстра торчала гарда меча.
– Ёма-ё! Сегодня воистину день подарков! Так они не сами поубивали друг друга! Дикий маг! Это что же за артефакт у него был, чтобы завалить таких монстров?
Спайк с большим трудом вырвал меч и шеи Харгла. Достал тряпицу и вытер от слизи.
– Спасибо, Единый! Ты воистину одарил меня сегодня за все мои труды праведные. Меч Древних!
– мужчина внимательно рассматривал изображение медведя на лезвии меча,- я о таком и мечтать не мог!
'Видимо Дикий маг нашел схрон Древних, прибарахлился там. А Харглы охраняли добро, вот он сними и схлестнулся. Да с такими сведениями можно смело идти в Имперские Ловцы. Хватит вкалывать за медяки на эту долбанную Академию!' - думал Спайк, аккуратно заворачивая меч в кусок ткани.
Обреченный на скитания. Книга 2
Поселение друидов.
Алекс.
Голоса звучали приглушенно. Бу-бу-бу, бу-бу-бу. Говорили про меня. Почему я так решил? А про кого еще можно говорить, стоя с двух сторон и наклонившись над телом. Это над моим телом. И говорят про мою боль, что обосновалась у меня во всем теле. Но ведь тела у меня нет. Может оно и есть, но я его не чувствую.
Опять темнота.
Боль приходит, когда приходит сознание, и тогда хочется умереть уже навсегда.
– Бабушка, а почему ты его лечишь? Он же человек!
– тонкий голосочек.
– Глупая, посмотри на его ауру, какой же он человек?
– голос мудрой женщины.
– Ой, как же так?
– тишина, - Кто же он?
– Он - друид, из Посвященных.
– А где же он был все это время?
– Вот очнется, сама у него спросишь...
Наверное, это все же сон.
Или уже бред?
Все это где-то там, во внешнем мире. А здесь
– Зови дядьку Боромира, будем резать нарыв на шее, ты не удержишь!
– опять голос мудрой женщины.
– Но, он же спокойно лежит, без памяти он!
– колокольчик голоса откуда-то издалека.
– Беги, не разговаривай...
И не ясно кто я и кто Боль.
И не понятно, что же болит?
Тела нет, тогда болит сознание? Но сознание не может болеть без тела.
Значит, тело есть, но почему я его не чувствую? А, нет. Чувствую! Но оно не мое, оно чужое. И от него идет боль!
Я не хочу тело. Я хочу, чтобы было ночь, темнота, небытие. Мягкая, ласковая темнота.
* * *
Поселение друидов.
Милёна.
Когда в деревню принесли молодого парня в странных, окровавленных одеждах, Милёна очень удивилась. Их деревня друидов была очень далеко от всех других селений, и к ним приходили только за помощью к ведунье, да иногда за плодами Мэллорна. Однако старейшина специально послал четверых мужчин за этим парнем. Она и сама слышала, как лес шумел деревьями о беде.
Милёна была Видящая и третья дочь, поэтому ее и отдали на воспитание бабушке Жизнемире, старой и мудрой ведунье, которую побаивался и сам старейшина Быслав.
Она стала сиротой, когда десять лет назад отца призвал Первозданный Лес. Тогда была суровая зима, и отец Милены погиб в стычке с эльфами, а маму она не помнила. Теперь бабка Жизнемира была ей и за отца, и за мать. Детей в деревне было мало, по пальцам пересчитать, они вырастали, а новые не рождались или рождались мертвыми. Уже шли разговоры, что пора выйти к людям и смешать кровь. С наиболее достойными из них. Но дальше разговоров пока дело не шло.
Когда парня поднесли к дубу, где жила Милёна и Жизнемира, бабушка велела Милене греть воду и идти помогать. Поставив жестяное корыто на печь и подкинув дров, девочка поспешила на улицу. Выйдя из дерева, в дупле которого и жила Милёна с бабушкой, она увидела окровавленное тело молодого парня, прижимающего к себе такую же окровавленную собаку. Собака, судя по всему, была мертва.
– Ну, что стали?
– ругнулась бабка Жизнемира на мужиков, - заносите в светлицу. Не видите, еле дышит, и собаку оставьте тут. Что вы ее с собой тягаете?
– Так не можем ее из объятий парня вырвать, крепко держит!
– проговорил кто-то из мужчин, - так и несли их вместе.
– Вот уж, неумехи!
– всплеснула руками Жизнемира. Присела около парня и зашептала, - отдай, касатик, отпусти собачку. Ты уже все, что мог для нее сделал, давай, давай отпускай.
С этими словами женщина, не спеша, развела руки парня в стороны:
– Ну, вот и все! А вы говорите, не можете отнять! Объяснять нужно, тогда и отнимать не придется.