Обреченный на жизнь
Шрифт:
Витя души не чаял в брате. С удовольствием помогал матери с ребенком. Спустя неделю Старший сын привел свою девушку знакомиться с братом. Юля немного переживала о том, что девочка испугается и сбежит, но Витя сказал, что не намерен прятать брата. Если девушка хочет быть рядом с ним, должна принимать и его семью. А если она не способна относиться к болезни Илюши спокойно, то пусть это выяснится как можно раньше.
Но девочка смотрела на малыша без брезгливости и страха. Осторожно задавала Вите вопросы о состоянии малыша, извинилась за возможную навязчивость. Подруга сына стала принимать
Саша вел себя тихо. Не объявлялся и не чинил препятствий. По закону малыш был рожден в браке, а значит ему дали фамилию отца и прописали по месту регистрации матери. На это согласия всех собственников квартиры и прописанных в ней жильцов не нужно.
Два раза Вите звонила Лидия Павловна. Она просила связаться с отцом, который очень переживал о разлуке с сыном. С Юлей свекровь говорить отказалась. Витя попытался рассказать бабушке о брате, но она выслушала чисто из вежливости, поддакнула пару раз и поспешила перевести разговор на другую тему. Витя все еще был обижен на отца и отказался разговаривать с ним. Аргументировал это тем, что если бы отец по настоящему хотел этого, позвонил бы сам или приехал бы. А так получается, что уязвленная гордость мешала ему связаться с сыном напрямую. Когда бабушка упрекнула внука в том, что они теперь живут в заработанной Сашей квартире, в то время как он сам спит на диване у Лидии Павловны, Витя ответил, что отца из дома никто не гнал.
Юля видела, что сын переживает из-за разрыва отношений с отцом. Она пыталась поговорить с сыном и убедить его не обрывать связь с Сашей окончательно. Все таки, каким бы он ни был, он отец. Витя уверил мать, что подумает.
Приятным сюрпризом стало появление в дверях Юлиной мамы вместе с чемоданом. Юля переживала, что в последние четыре дня не получалось связаться ни с матерью, ни с отцом.
Сидя на кухне за чашкой чая, мама рассказала, что они с отцом решили перебраться поближе к родным. Мария Николаевна выехала к дочери, а отец остался продавать дом. Как только сделка состоится, Василий Евгеньевич тоже приедет. Задача Марии Николаевны — найти жилье на месте желательно не слишком далеко от Юли с детьми.
Совместными усилиями Витя и Юля уговорили бабушку не тратить деньги на съемную квартиру, а поселиться пока у них.
Морозов стоял перед командиром дивизии навытяжку, как не признающий свою вину нашкодивший мальчишка.
– Расскажи-ка мне, товарищ полковник! До меня слухи дошли, что ты из семьи ушел, - комдив Багратов, заложив руки за спину обходил Александра по кругу как акула вокруг раненного тюленя.
– Юлька нажаловалась что ли
– При чем тут Юлия Васильевна? Офицеры видели, что ты в штабе ночевал недавно. Дежурств у тебя не было в те дни. Я самолично хлопотал о том, чтоб тебе отпуск оформили. А на днях маму твою встретил в магазине. Она и поведала мне, что ты теперь у нее живешь. Это правда, что ты семью бросил?
– Видите ли, Рустам Владиленович...
– Не увиливай! Говори как есть.
– Да.
– Почему?
– Это мое дело, - Морозов вытянулся еще сильнее.
– Нет.
– комдив оперся руками о стол и навис
– Если заместитель по работе с личным составом моей дивизии уничтожает свою семью, не выходит на службу, потому что пьяный валяется, - это мое дело! Как там говорят: «Рыба гниет с головы». Какой пример ты подаешь офицерам?
– Товарищ генерал-майор, я образцово служил все эти годы!
– Да. Именно поэтому тебя не уволили и не лишили звезд за твли фокусы в последнее время. Матушка твоя говорит, что умер у тебя ребенок, а когда мы послали офицера к тебе домой с материальной помощью твоей семье, он явно слышал детский плач. Ребенок в доме есть, а тебя в доме нет. Говорит, ребенок болен.
Морозов покраснел от злости и неловкости.
– Вы не понимаете…
– Чего я не понимаю? Что ты испугался и бросил семью с больным ребенком?
– Я, между прочим, оставил им квартиру.
– Молодец! Возьми с полки пирожок! Ты, вон, по всем частям вещаешь о воинском долге, о мужестве. Так вот мужество — это не с трибуны орать. мужество — это вернуться к семье и помогать. В конце концов, это твой ребенок.
– Мой ребенок! Мой ребенок!
– сорвался Морозов.
– Таких нужно в утробе уничтожать! Только вот пропустили. А может жена специально промолчала? Он вообще не должен был родиться такой! Это ведь полчеловека! Генетический мусор! Столько лет псу под хвост! Усилия, служба. И вот рождается это… и все на смарку!
– Ты что ли будешь решать, кто достоин жить, а кто нет? Ты Господь Бог что ли?
– рявкнул Багратов и полковник осекся.
– Ты что-то заговариваешься, Морозов!
– Я не Бог. Но тут я тоже не виноват!
– Иди отсюда, Морозов.
Когда за полковником Морозовым закрылась дверь, комдив тряхнул седеющей головой и выругался.
– Вот ведь дрянь какая!
Затем генерал-майор Багратов смерил несколько раз кабинет шагами и подошел к столу.
Комдив решительно набрал хорошо знакомый телефонный номер и его соединили с командующим округом.
– Петр Савельевич, здравствуйте. Да, Багратов беспокоит…
– Здравствуй, Владиленович. Рад слышать.
– Да, да тоже рад.
– Как там моя родная дивизия?
– Все хорошо. Служим по-маленьку.
– А сам как, как супруга?
– Передает привет. Кстати, она выслала вашей жене по почте какие-то бабские штучки. Пусть Ваша отзвонится, что получила. А то моя переживает.
– Да, они и так по пять раз на неделе по телефону трещат.
Мужчины посмеялись.
– Петр Савельевич, у меня в дело к Вам, - спохватился Багратов.
– Слушаю тебя, Рустам.
– Там офицер мой, Морозов, документы подает на поступление в академию генерального штаба.
– Ну, видел я.
– Так вот, я хочу отозвать свою рекомендацию.
– А чего так? Хороший вроде офицер.
– Да, понимаете, история с ним нехорошая. Открылся вдруг для меня человек в новом свете. И весьма гадком, я вам скажу. Высказывания его фашизмом отдавать стали.
– Вот так вдруг?
– Ребенок у него больной родился. Ситуация там серьезная. Вот крышу у полковника снесло. Взялся он решать, кому стоит жить, а кому — нет.