Обреченный странник
Шрифт:
— Граф меня уведомил, что ты именно тот человек, который выполнит задуманное нами.
— Какой граф? Иван Симонович Гендриков? Чего вы меня за дурака принимаете! Да он двоюродный брат императрицы, и неужто против нее такое замыслить мог?! Не верю!
— Я про другого графа говорю, — едва слышно прошептал Нескоров, — про графа Бестужева…
— Про канцлера? Он меня велел к Фридриху в Пруссию отправить? На колу мочало, начинай сначала. Окончательно запутали меня, чертовы дети.
— Я бы попросил, — вновь сморщился Мирон Нескоров, — не надо поминать нечистого.
— Тьфу, забыл! Так повтори, что канцлер про меня сказал, коль не врешь.
— Я не тот человек, чтоб говорить
— Надо думать, коль сам канцлер в том деле участие принимает. Ну, дела! Кто бы мог подумать! Когда ехать–то надо?
— Через неделю примерно, а может, чуть раньше. Тебе сообщат.
14
Как и было обещано Мироном Нескоровым, купеческий обоз в шестнадцать возов выехал из Стародуба на следующей неделе, и в Млинке забрал Зубарева. Покидал старообрядческое селение он с радостью, торжествуя в душе, что уезжает от осторожных, недоверчивых людей, которые, видать, так до конца и не поверили ему, и тоже были рады избавиться от навязчивого постояльца.
Но меж тем именно здесь у Ивана созрела и укрепилась мысль о своем участии в освобождении законного наследника престола. Повидав в Москве и Петербурге произвол сильных мира сего, испытав его на собственной шкуре, попав без вины в острог, он до конца уверился в необходимости наведения порядка во всех российских городах и весях. Тем более, когда он услышал, что сам канцлер Бестужев желает того же самого, теперь ему уже всерьез виделось, как он открывает двери темницы, где томится Иоанн Антонович, и первым вручает ему список прегрешений и лихоимств разных начальников, начиная от тобольского губернатора Сухарева и заканчивая сержантом Замахаевым, обманувшим его. Вот тогда он возрадуется, восторжествует, видя, как будут просить пощады все эти презренные людишки, желающие жить не по правде, а по собственной кривде.
Сейчас главное — заручиться поддержкой прусского короля, о котором столь лестно отзывались старообрядцы, называя его не иначе, как "заступник наш". Что из того, что он другой веры, лишь бы дал войско, а потом он, Иван Зубарев, встав во главе, поднимет тех же староверов, а за ними пойдут и другие, кому дорога Россия и ненавистны нынешние воры и лихоимцы.
Ехать пришлось гораздо дольше, нежели вначале представлял себе Зубарев. Лишь на шестую неделю они въехали в город Королевец, где он поспешил распрощаться с купцами и отправиться в городскую ратушу. О том, что именно в ней находятся городские власти, он узнал по дороге, где попросил пропустить его к бургомистру. Но вышел его помощник, который ни слова не понимал по–русски и лишь с удивлением разглядывал здоровенного русского мужика, пытающегочя что–то объяснить ему. Наконец, нашли переводчика, который потребовал от Ивана сообщить, зачем ему нужен их любимый король. Не вдаваясь в подробности, он пояснил, что приехал из Санкт—Петербурга по делу огромной государственной важности и ему непременно нужно переговорить о том лишь с его величеством. Бургомистр поинтересовался, есть ли у него при себе какие–то верительные грамоты, но получил отрицательный ответ. Тогда ему объяснили, что король Фридрих находится в своей резиденции в Потсдаме и лучше всего, если он отправится туда. Иван, понял, что здесь
— Ваше высокоблагородие, помогите бедному человеку, — заговорил он, на ходу протягивая к тому обе руки. Офицер с удивлением посмотрел на Зубарева и полез в карман, вынул оттуда медную монетку и, не снимая перчатки, брезгливо кинул ее на землю.
— Вы не так меня поняли, — замотал головой Иван, подбежав вплотную к коляске.
— Что ты хотел? — с сильным акцентом спросил офицер, досадуя, что ему мешают.
— До короля вашего у меня дело, — ничуть не удивившись, что офицер заговорил с ним по–русски, продолжал Иван, — касательно наследника престола российского.
— Как ты сказал? — неожиданно проявил живейший интерес офицер. Наследника престола? О ком ты говоришь?
— Про Ивана Антоновича, — не задумываясь, выпалил Зубарев.
— Что ты знаешь о судьбе бедного принца? — глаза офицера заблестели неподдельным интересом, и он пояснил:
— Я есть Христофор Герман Манштейн и когда–то служил в России. Я лично держал на руках маленького принца. Что с ним? Он жив? Умер?
— Жив, жив, успокоительно махнул рукой Иван. — А вы генералом были у нас в России?
— Да, имел честь носить этот высокий чин, но… К сожалению, меняются правители, и при том люди также со временем меняются, и я вынужден был оставить Россию. Так что ты хотел сообщить о принце? Я слушаю, говори.
— Мне бы с королем хотелось поговорить о том, — замялся Иван, не зная, как начать.
— О, это не так легко, молодой человек. Вы еще слишком юны, — Манштейн быстро перешел на "вы", что Зубарев счел хорошим признаком, — но должны понимать, что у нашего короля множество иных дел и… он не может просто так встречаться с незнакомыми людьми. Вот если вы изложите мне причину своего появления здесь, то обещаю доложить о том его величеству. А там пусть он решает, как ему поступить. Так с чем вы пожаловали в нашу страну?
— Помочь хочу Иоанну Антоновичу на престол взойти, — честно признался Иван, понимая, что скрытничать перед генералом бесполезно, иначе приема у короля ему не добиться. И чем более неправдоподобные вещи он выскажет, тем больше вероятность успеха.
— Очень интересно, — сощурился генерал, — а кто вы есть сам? Офицер? Служили при дворе?
— Так точно, — неожиданно для себя заявил Иван. Терять ему было нечего, и он решил показаться бывалым, знающим человеком. — Гренадер лейб–кампании.
— И что же вам при дворе не служилось?
— Вы ведь пожелали уехать из России, ваше высокопревосходительство. И у меня сил не стало смотреть на все, что творится там.
— Интересно, — внимательно посмотрел на Ивана Манштейн, — это меняет дело. Мне думается его величество пожелает лично встретиться с вами. Но прежде, мой вам совет, представьтесь родному дяде наследного принца, герцогу Курляндскому Эрнсту—Людвигу. Его родной брат Антон—Ульрих томится в заточении вместе с сыном и остальными членами семьи. Мне думается, что герцог больше других будет в вас заинтересован.