Обретение крыльев
Шрифт:
Обед закончился любимым десертом Томаса – миндальным печеньем и миндальным мороженым, после чего отец постучал ложкой по хрустальному бокалу, прося тишины. Он пожелал Томасу успехов и подарил ему «Опыт о человеческом разуме» Локка. Мама разрешила нам с Мэри выпить по полбокала вина, мой первый опыт. Я с завистью смотрела на книгу в руках Томаса.
– Кто хочет сказать что-нибудь Томасу? – оглядывая лица сыновей, спросил отец.
Старший, Джон, теребил край жилетки, а я, шестой по счету ребенок и вторая дочь, вскочила на ноги и
– …Томас, дорогой мой брат, я буду скучать по тебе… Пусть Господь поможет тебе в твоих занятиях… – Я помолчала, набираясь смелости. – Однажды я пойду по твоим стопам… Стану юристом.
Когда к отцу вернулся дар речи, он заговорил насмешливо:
– Неужели меня обманывает слух? Ты сказала, что последуешь за братом в зал суда? – Джон захихикал, а Фредерик открыто захохотал; взглянув на них, отец с улыбкой продолжил: – Разве бывают женщины-юристы? Если да, малышка, просвети нас.
Они веселились вовсю, даже Томас засмеялся.
Я пыталась ответить, не понимая, что они не принимают меня всерьез и что вопрос отца адресован братьям.
– …Разве не будет большим достижением, если я стану первой?
Теперь насмешливость отца обернулась раздражением.
– Не будет никакой первой, Сара. А если такая абсурдная вещь и произойдет, то не с моей дочерью.
Но я упрямо продолжала:
– …Отец, вы будете мной гордиться. Я сделаю все на свете.
– Сара, прекрати говорить чепуху! Ты позоришь себя. Позоришь всех нас. С чего ты вообще взяла, что можешь изучать право?
Я не сдавалась, какая-то упрямая частичка меня не желала сдаваться.
– …Вы говорили, я стану великим юристом…
– Будь ты мальчиком!
Я бросила взгляд на Анну и Элизу, сестры таращились на меня во все глаза, а Мэри даже не посмотрела в мою сторону.
Я повернулась к Томасу:
– …Пожалуйста… помнишь… ты сказал, что я должна стать юристом?
– Сара, прости, но отец прав.
Его слова доконали меня.
Отец жестом руки закрыл тему. Их компания отвернулась от меня и возобновила беседу. Я услышала, как меня тихонько зовет мама. Она уже не лежала, а сидела прямо и глядела сочувствующе.
– Можешь идти в свою комнату, – велела она.
Я выскользнула прочь, как провинившийся ребенок. На полу около моей двери, на красных квадратах и черных треугольниках, свернулась калачиком Подарочек.
– Я зажгла лампу и подбросила дров в камин, – сказала она. – Вам помочь с платьем?
– …Нет, оставайся на своем месте, – хмуро бросила я.
Она робко меня рассматривала:
– Что случилось, мисс Сара?
Не в силах ответить, я вошла в комнату и закрыла дверь. Села на банкетку перед туалетным столиком. Я чувствовала себя опустошенной, но слез не было. Никаких эмоций, лишь сосущее чувство под ложечкой.
Через минуту послышался легкий стук в дверь. Думая, что это Подарочек, я собрала последние капли энергии:
– …Ты мне сейчас не нужна.
Грузно покачиваясь,
– Печально было видеть, как рушатся твои надежды, – сказала она. – Отец и братья проявили жестокость, но, думаю, ты их не только позабавила, но и удивила. Адвокат Сара? Идея нелепая, и ты меня расстраиваешь.
Мать положила ладонь на живот и прикрыла глаза, словно загораживаясь от толчка локтем или ногой. Мягкость голоса, само ее присутствие в моей комнате говорили о том, что она переживает за меня и все же, казалось, оправдывает их нечуткость.
– Отец считает тебя немного ненормальной, с твоей тягой к книгам и дерзкими устремлениями, но он ошибается.
Я взглянула на мать с удивлением. В ней не осталось высокомерия, зато появилось сострадание, которого я не замечала прежде.
– Каждая девочка приходит в этот мир со своими амбициями, даже если это всего лишь желание не принадлежать мужу душой и телом. Можешь не верить, но и я была когда-то девочкой.
Передо мной стояла незнакомая женщина, без защитной брони от обид прожитой жизни, но потом она заговорила вновь, и я узнала маму.
– Суть в том, – сказала она, – что следует выбивать честолюбие из каждой девочки для ее собственного блага. Ты необычна только в решимости сопротивляться неизбежному. Ты воспротивилась, и вот что из этого вышло – тебя объездили, как норовистую лошадку. – Мама наклонилась и обняла меня. – Сара, милая, ты стойко боролась, но придется подчиниться долгу и судьбе и постараться стать счастливой.
Я почувствовала одутловатую кожу ее щеки, и мне захотелось прильнуть к ней и в то же время оттолкнуть. Я смотрела, как она уходит, и поняла, что дверь оставалась приоткрытой. Наверное, Подарочек все слышала. Эта мысль успокоила меня. Нет такого страдания на земле, которое не заслуживало бы благосклонного свидетеля.
Когда появилась Подарочек и взглянула на меня огромными добрыми глазами, я вынула из ящика лавовую шкатулку, достала серебряную пуговицу и бросила в стоящее у камина ведро для золы, где она исчезла под серым и белым пеплом.
На следующий день гостиную второго этажа прибрали для маминых родов. Здесь в окружении Бины, Тетки, доктора Геддингса, нанятой кормилицы и двух кузин она родила шестерых детей. Вряд ли мать допустит меня к себе, но за неделю до родов она разрешила мне навестить ее.
Стоял морозный февральский день. На небе собирались зимние облака, и по всему дому потрескивали и шипели горящие камины. Гостиная освещалась лишь огнем одного из них. Мама, которой неделю назад минуло сорок, с несчастным видом распростерлась на кушетке рекамье.
– Надеюсь, ты не с проблемами пришла ко мне, потому что у меня нет сил с ними разбираться, – проговорила она опухшими губами.
– …У меня к тебе просьба.
Она приподнялась и потянулась к чашке на чайном столике:
– Какая? Она не может подождать?