Обретение Родины
Шрифт:
Сейчас штаб размещался в Лишко, большом, только наполовину спаленном немцами украинском селе. Но уцелевшие от пожара дома не могли вместить всех служб и складов фронтового управления, так что многие из них оставались пока в Галиче, в том самом древнем Галиче, где восемь-девять веков назад сидевшие на престоле великие галицкие князья то заключали брачные и военные союзы с королями династии Арпадов [45] и посылали им свою помощь, то сами вступали с ними в военные распри. В период княжеских междоусобиц они вовлекали в эти братоубийственные войны и Арпадов, а также обращались к ним за подмогой, когда приходилось отражать нападение общего врага. Вот почему еще и по
45
Арпады — первая венгерская королевская династия, правившая страной с X по XIV век.
46
Кальман Кёньвеш (Книжник) — венгерский король из династии Арпадов, правивший страной с 1095 по 1116 год.
Простой крестьянский дом с тремя окнами на узкую сельскую улочку, в котором остановился сейчас генерал полковник, отделялся от соседних хат только низеньким дощатым заборчиком.
Когда Балинт стал по форме отдавать рапорт о своем прибытии, генерал-полковник перебил его, не дослушав:
— Отставить, Балинт! Садитесь, курите, соберитесь с мыслями. Мы намерены здесь, на фронте, издавать газету на венгерском языке. Надеюсь, вам понятно? Печатный орган Красной Армии на венгерском языке.
— Для военнопленных?
— Выходит, пока не поняли. Газета будет издаваться для венгерского трудового населения, и в первую очередь для одетых в солдатскую форму и угнанных на фронт венгерских рабочих и крестьян.
— Распространять будем с самолетов, товарищ генерал-полковник?
— Какую-то часть — да. Но не только. Сначала бесплатно, а впоследствии по подписке.
— Но ведь пока мы еще в Галиции.
— Наконец-то слышу дельное умозаключение. Вы правы, Балинт. Пока еще… Да! Выпуск такой газеты, имеющей назначение воодушевлять венгерский народ на борьбу за свободу, следует, по моему мнению, начинать до того, как мы достигнем венгерских границ.
После этого разговора они составили подробнейший план нового печатного органа: дали название всем будущим разделам, определили их объем, разработали принципы редактирования, даже выбрали тему для передовицы первого номера и придумали ее заголовок. Генерал с такой страстью и вдохновением погрузился в эту работу, что увлек ею и Балинта. Только когда настало время прощаться, Балинт вспомнил о главных трудностях, которые ему предстояли.
— Где мы возьмем сотрудников, товарищ генерал-полковник? — спросил он.
— Найдем! Сейчас в Галиции около двадцати пяти — тридцати тысяч венгерских военнопленных.
— Так ведь они не газетчики! — возразил Балинт.
— К счастью. По меньшей мере девяносто процентов из них — рабочие или крестьяне. Целые тысячи хорошо информированных корреспондентов! Типографию же с латинским шрифтом можно найти во Львове. Наборщики и печатники наверняка найдутся среди пленных. Остальные детали обсудите с подполковником Давыденко, инструктором нашего политуправления. Нынче… что у нас нынче?.. Да, двадцать второе… К двадцать шестому буду ожидать первого номера «Венгерской газеты».
В политуправлении фронта работал один историк — венгр, некий профессор Габор Пожони. Целые сотни биографий пленных занес он в свою записную книжку, учинив множеству гонведов настоящий экзамен. Он задавал им самые различные вопросы и по венгерской истории, и по литературе, и по экономике, и уж, конечно, в первую очередь насчет характера землевладения в Венгрии.
Из их ответов возникала весьма характерная картина культурного
47
Матяш, Корвин (1443–1490) — венгерский король, вел успешную борьбу против турецких завоевателей.
Пожони был студентом философского факультета в Будапеште, когда разразилась первая мировая война. Его призвали в армию, затем он попал в русский плен. Он уже два года находился в Сибири, когда вспыхнула Октябрьская революция. Пожони хорошо читал, писал и говорил по-русски. В 1918 году он вступил в ряды Красной Армии и демобилизовался только в 1921-м. По окончании гражданской войны Пожони переменил немало профессий. Но в 1926 году партия послала его в Московский государственный университет, где он закончил исторический факультет, а потом читал лекции по истории, сначала в институтах Ростова-на-Дону, позднее в Москве. Он читал историю международного рабочего движения.
В 1941 году Пожони ушел, опять-таки добровольцем, в Красную Армию и в битве под Москвой был тяжело ранен. После того как он выписался из госпиталя, осенью 1942 года, его демобилизовали. С весны 1943 года он некоторое время разъезжал с лекциями по лагерям для военнопленных, а затем снова надел военную форму и отправился на фронт.
Сначала Пожони и сам не мог поверить, что ему удастся по биографиям пленных гонведов и их ответам на его контрольные вопросы чего-нибудь добиться. Ведь, рассказывая свои биографии, гонведы не всегда строго придерживались действительности. Но для Пожони оказалось поучительным даже и то, когда и как отступали они от истины. Сопоставление собранных данных помогало обнаружить, кто в каком месте приукрашал и события, и собственное жизнеописание, а Пожони извлекал из всего этого необходимые сведения.
Майор Балинт был знаком с профессором Пожони очень поверхностно — всего несколько раз встречался с ним в Москве, на квартире общих знакомых-венгров. Да и знал его в те времена больше как человека с превосходным аппетитом, который настоящей едой считал исключительно одни венгерские блюда, хотя сам вот уже тридцать лет не бывал в Венгрии. Прослушал Балинт и несколько его докладов в Политехническом музее и в Колонном зале Дома Союзов. Пожони умел говорить удивительно просто о самых сложных вещах. Перу его принадлежало немалое количество книг, но Балинт прочитал из них всего несколько работ, по существу брошюр. Главные же работы Пожони предназначались для специалистов, в первую очередь для преподавателей истории рабочего движения. Вокруг его двухтомного труда «Рабочая аристократия» велись в свое время горячие дискуссии.
Когда Балинту поручили делать газету, он обратился к Пожони с просьбой оставить на время свою исследовательскую работу и вступить в число сотрудников редакции. Предложение Балинта поддержал со своей стороны полковник Тюльпанов, но тем не менее лысый майор весьма опасался, как бы Пожони не высмеял эту идею, ссылаясь на то, что он, Пожони, не журналист. Однако Пожони с первых же слов, даже не дослушав его речи, сразу понял, что от него требуется, и перебил Балинта восклицанием:
— С радостью! С искренней радостью!