Обретение счастья
Шрифт:
— Доклад готов, и я считаю…
— Что вы считаете? — перебил голос. — Что можно больше не готовиться?
— Пожалуй, да. Разве что тренироваться в дикции.
— Не переоценивайте себя. Паркинсон говорил, что если работа кажется простой — то она очень сложна, а если сложной — то она невыполнима. Помните?
— Кажется, да.
Мне думается, целесообразно было бы еще раз просмотреть текст доклада.
— Хорошо. Я немедленно этим займусь.
— Я полагаю, этой работой нам бы следовало заняться вместе. Сколько времени вам
— Я спущусь к вам немедленно.
— Я жду вас. Номер 410.
Через пять минут Ольга уже была у нужной двери.
— Проходите, Ольга Васильевна.
Девушка переступила порог и огляделась. К ее удивлению, обстановка в номере была не слишком деловой.
На письменном столе, конечно, победно возвышалась гора бумаг, увенчанная очками академика, но на журнальном столике стояла ваза с фруктами, кофеварка и… бутылка армянского коньяка. Тут же плоско поблескивали разноцветной фольгой шоколадные конфеты в открытой, но непочатой коробке.
Хозяин всего этого великолепия заметил некоторое замешательство, отразившееся на лице Ольги и, словно оправдываясь, произнес:
— Знаете ли, Ольга Васильевна, в жизни так мало радостей. Мне показалось, что сухую научную беседу можно скрасить… хотя бы вкушением некоторых яств…
— Я не предполагала, что…
— Чепуха! — его манера вклиниваться и обрывать фразы собеседника явно не нравилась Буровой. — Если глотнуть по двадцать миллилитров, то эффект будет, как от стакана чая — не более. Только сосуды расширятся, и значит — кровь прильет к голове, и мысли потекут свободно. Убедил я вас?
— Пожалуй.
— Прошу садиться, приглашение прозвучало, возможно, чересчур официально.
Ольга опустилась в большое казенное кресло, в котором, понятно, до нее отдыхало множество обитателей номера и их гостей, испытывая краткие минуты расслабления. Она увидела себя в длинном ряду этих незнакомых людей, которые были здесь и которые еще придут.
— Слушаю вас. Юрий Михайлович.
Академик надел очки и в который раз внимательно пролистал текст ее доклада.
— Вот здесь, как мне кажется, любопытное место. Вы сделали диапозитивы со схемами этих реакций?
— Да, у меня готовы диапозитивы со схемами всех реакций. И — отдельно — таблицы физических характеристик полученных продуктов.
— Прекрасно. Не могу не отметить вашей предусмотрительности. Вот, смотрите, процесс может пойти на этом этапе и в обратном направлении. Вам обязательно зададут вопрос о том, как вы обеспечивали условия однозначности эксперимента. Вы готовы на него ответить?
— Естественно. Неужели может показаться, что эти результаты случайны? — она улыбнулась. — Я с таким упорством методом проб и ошибок доискивалась этих условий, что…
— Не нужно было проб и ошибок, нужно было всего лишь обратиться ко мне, если уж ваш научный руководитель не соизволил вникнуть.
— Мне и в голову не пришло отрывать вас от дел какими-то мелочами.
— Глупости, —
— Которую?
— Ту, что ближе.
— Пожалуйста.
Юрий Михайлович аккуратно и умело откупорил пятизвездочную бутылку. Капнул в свою рюмку, наполнил Ольгину и снова долил свою.
— За ваш успех, Ольга Васильевна.
— Спасибо.
Он одним большим глотком осушил рюмку. Ольга же сделала несколько маленьких глоточков, и в рюмке еще осталось достаточно прозрачной темной жидкости.
Ольга прикрыла глаза и почувствовала, как по всему телу разливается приятное тепло.
— Странно, вы едва не полгода работали в институте, а я заметил вас только недавно, — изрек академик.
— Очевидно, предчувствуя приближение защиты, я стала чаще выходить из лаборатории, — попыталась объяснить Ольга, мысленно улыбаясь.
— О, да! И работа у вас прекрасная. Знаете, для вашего нежного, смею сказать, возраста, впечатляющие результаты.
Ольга развернула фольгу и надкусила шоколадную конфету. Она оказалась с изумительной вишневой начинкой.
Юрий Михайлович не переставал говорить о ее диссертации, она впопад, но односложно отвечала. Разговор не тяготил ее, но после еще нескольких тостов обсуждение научных изысков стало всего лишь дополнением к трапезе, а не наоборот.
Беседа затягивалась, тем не менее собеседники словно не замечали этого. Растегаев достал маленький диаскоп и пересмотрел все диапозитивы, подготовленные иллюстрировать доклад. Уже горела настольная лампа, но ни один из двоих не взглянул на часы.
Академик нежно взял Ольгу за руку, а она восприняла этот жест в свете проведенной беседы — как знак признания ее научных заслуг.
Вдруг в дверь постучали.
— Не будем открывать? — спросил Юрий Михайлович.
— Как хотите…
Постучали еще раз: настойчиво и решительно.
Находившиеся в номере затаились, перестали обмениваться репликами и даже дышать стали тише.
— Немедленно откройте! — вдруг раздался профессионально-требовательный голос. — У вас в номере посторонние!
— Вас не касается, кто у меня в номере, — ответил через дверь Растегаев.
— Уже двадцать три часа, гражданин! Я вызову милицию, и у вас будут крупные неприятности.
— Вы нарушаете права человека, — продолжал осажденный академик.
— А вы — права внутреннего распорядка советской гостиницы, — стук становился неистовым. — Открывайте!..
— Юрий Михайлович, откройте ей. Судя по голосу, это настоящая фурия.
— Пожалуй, вы правы…
Академик щелкнул замком, и в номер ввалилась полная женщина в униформе дежурной по этажу. Глаза ее сверкали, волосы со следами застарелой химической завивки были растрепаны, и Ольге подумалось, что именно такие существа как нельзя лучше подходят для фискальной гостиничной службы.