Обретение стаи

Колюмбов Жорж

Иногда происходило странное. Торик самозабвенно писал код целыми страницами, почти не делая ошибок. Но когда через пару дней Кодер просил его пояснить отдельные места, он смущался и разводил руками:

— Работает же?

— Работает, но… Так нельзя! Программы ты пишешь отличные, но творишь код, как в бреду! Если не можешь вспомнить, зачем эта часть и как все связано, это неправильно! Как потом сопровождать твою программу? Кстати, ты резервные копии регулярно сохраняешь?

Торик поежился: вот об этом он иногда забывал.

— Восстанавливать данные всегда

приходится неожиданно! И тогда — все, что не дошло через голову…

— …доходит через руки.

— Именно! Не забывай сохраняться. Слова мои ты выучил. Осталось только применять их на деле.

Торику за все время этого разговора казалось, что участников в нем только два. Он ошибался. Высокий и очень худой человек, незаметно стоявший рядом, хмыкнул, вздохнул и неспешно вышел за дверь. Оказывается, все это время он стоял в комнате и слушал.

* * *

С января людей в отделе прибавилось. На еэсках развернули серьезную программу разводки печатных плат. И сразу понадобился новый слой сотрудников — не программисты и не «железячники», а операторы.

Так в отделе появились три девушки-операторши, недавние выпускницы техникума. Марина была серьезной и старательной брюнеткой, меланхоличной и мрачноватой. Фарида — настоящей восточной красавицей, яркой и обаятельной. А смешливая Светлана компенсировала недостатки своей внешности пышной шевелюрой и неизменно огромными клипсами размерами значительно больше ее изящных ушек.

Поначалу девушки шарахались, когда Стручок пытался их обнять. Логично же: если парень тянется к тебе руками, значит, пристает. Но постепенно они поняли, что он не имеет в виду ничего плохого, просто человеку обязательно нужно до вас дотронуться, прикоснуться, чтобы по-настоящему почувствовать настроение. Да и обнимал он их символически, лишь обозначал движение.

Мужчин он тоже касался, но тут помогал ритуал ежедневного обмена рукопожатиями. Олег всего лишь держал руку чуть дольше обычного, а иногда брал человека другой рукой где-то еще — за плечо, предплечье, запонку. Единственным, кто вообще не позволял к себе прикасаться, был Зудин.

* * *

По работе Торик со Стручком не пересекались, но общались много, особенно в обед, когда вместе ходили в буфет. О чем только не говорили — о программировании, о людях в конторе и вне ее, о книгах и фильмах. Оказалось, оба с детства любят фантастику, но книги при этом читали разные.

Программами обмениваться они не могли, поскольку писали на разных языках и для разных машин. Зато любили обсуждать новые идеи и подходы, увлекались, порой строили воздушные замки, которые вмиг рассыпались, но оставляли ощущение приятной игры ума, взаимопонимания, а иногда давали мыслям новые направления.

Друзья словно усиливали потенциалы друг друга.

* * *

Одну из таких идей Торик надумал развить в полноценную программу. Задумка была интересной и могла пригодиться отделу, но вот с реализацией пока не все было ясно, и он решил посоветоваться с Кодером. Тот

морщился, выслушивая его недозрелые мысли, потом сказал загадочно:

— Посиди. Пора вас уже знакомить.

Через пару минут он вернулся в компании высокого худого человека, мрачновато-отстраненно глядевшего сквозь сильные минусовые очки.

— Случилось? — начал тот без прелюдий.

— Да. У нашего юного гения появились свои идеи.

— Излагай. Хотя погоди, давай знакомиться. Я руководил дипломом у Игоря, а теперь вместе работаем. Серафим Нисанович.

Торик ничего не мог с собой поделать — фыркнул. В голове само зазвучало: «…И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился…» И тут же следующая фраза с пластинки его детства: «Серафим Шестикрылыч, вы как здесь очутились?» Он мотнул головой, прогоняя ненужные мысли.

Путаясь под пристальным взглядом проницательных глаз Шестикрылыча, он изложил суть своей идеи, рассказал, как можно будет ее применить и что это даст. Кодер тихонько уточнил:

— Как тебе? Я не все понял, но, по-моему, может сработать. Или?..

— Я скажу так, — веско начал Серафим. — Заниматься этим стоит. Надо довести программу до стадии хорошей работающей модели, но не слишком углубляться в реализацию. Рассказывать о ней пока не будем. Пусть сначала задышит. Сама идея, может, и хороша, но она, как дед мой говорил, «еще непилена, некрашена». Пусть родится, задышит, поживет, тогда и пустим в дело. Согласен?

— Я попробую.

* * *

В марте в конторе ввели вторую смену. Теперь некоторые сотрудники приходили после обеда и трудились до позднего вечера. Винтик и Шпунтик тут же подсуетились и работали по полторы смены в день, зарабатывая в полтора раза больше. А Торик просто наслаждался возможностью заниматься любимым делом: теперь, когда его никто не выгонял, он сидел допоздна почти каждый день.

Операторши никогда не засиживались. За пятнадцать минут до конца работы они начинали прихорашиваться, и, строго по часам, дружной стайкой покидали отдел.

А вот у всех остальных завелся новый обычай — на стыке двух смен устраивать «общую поляну». Освобождали пару столов, накрывали их огромным листом бумаги в качестве скатерти и раскладывали еду — у кого что было. Никакого алкоголя, зато у каждого — чашка с чаем. Начиналось все скромно и стихийно, но потом вошли во вкус и уже намеренно приносили побольше всего, чтобы удивить или порадовать коллег. При этом все не столько ели, сколько активно общались. Компания обрастала собственными шуточками и сленгом.

— А есть у нас еще чай?

— Лучше нового завари, это уже третья производная.

— Хорошо если не четвертая!

Торик в застольях не участвовал. Ему было жаль времени на работе, когда рядом нет компьютера. А все важные вещи ему потом рассказывал Стручок.

Как-то раз у Бори-Винтика повисла срочная работа: он устанавливал новый принтер, но напарник отпросился. Боря попросил Торика помочь — подержать магистраль и подать ее с другой стороны. Задача вроде бы несложная, просто непривычная.