Обретение стаи

Колюмбов Жорж

— Интересно пишут о схемах памяти, — заметил Стручок.

— Что-то новое?

— Да, новый механизм хеширования, чтобы исключать ошибки записи.

— Мне другое интересно. В компьютерной памяти лежат биты и байты. А как информация хранится в нас, в людях?

— Не знаю. Какие-нибудь специальные клетки мозга?

— А доступ? Свободный, как в ОЗУ? Или последовательный, как в магнитной ленте?

— Уж точно не последовательный! Иначе захочешь вспомнить таблицу умножения и будешь перематывать всю память с самого рождения!

— Но

при этом мы к своей памяти как-то обращаемся. — Торик помолчал и задумчиво добавил: — И не только мы…

— А кто еще? — удивился Стручок.

Торик задумался, можно ли ему рассказать сокровенное. Олег сейчас — близкий друг, ничем не хуже, чем Роберт в прошлом. Но бывает болтлив. А вдруг расскажет кому-нибудь? И все-таки решился.

— Знаешь, у меня есть одна штука, она открывает доступ к воспоминаниям.

— Ха! А я все вспоминаю просто так!

— Нет, тут другое. Получается очень ярко, ты словно погружаешься туда и проживаешь эти минуты заново. Да, можно что-то припомнить. Но разница огромная — это как пересказать сюжет или посмотреть фильм заново.

— Так эта штука показывает кино внутри головы?

— Не совсем. Ты засыпаешь и видишь сон, но когда просыпаешься, помнишь все очень отчетливо.

— Для этого приборы не нужны. Я иногда вижу очень яркие сны.

— В обычной жизни ты никак не можешь управлять тем, что увидишь во сне. А там, если выставить одни и те же параметры, всегда погружаешься в одну и ту же сцену.

— Параметры? Это уже посерьезней. — Стручок отложил книгу и веско кивнул. — Я знаю, о чем ты думаешь, и прикушу свой длинный язык. Обещаю. Рассказывай.

И Торик рассказал все. Кроме приключений Роберта.

Олег слушал внимательно, почти не перебивая. Когда речь зашла о клетке Фарадея, он даже в ладоши захлопал:

— А вы молодцы — вот так взяться за дело всей семьей! Говоришь, точки… «погружения» стабильно одни и те же?

— Практически да. Разница, может, в несколько секунд.

— Надо же! Я читал про энцефалограммы, но там и близко не упоминалось ничего подобного.

— Погружения возникают не от энцефалограммы. Основную работу делает электросон.

Стручок скривился:

— «Электросон» для меня звучит, как что-то дремучее из XIX века.

— Так и есть, но поверх этого мы подаем разнесенные в пространстве модулированные напряжения.

— Стоп-стоп, у меня уже голова пухнет. Я хочу это увидеть сам. Сможешь меня подключить?

— Конечно, приходи в гости и попробуем.

— Ты меня заинтриговал. Не забудь! Приедем и сходим к тебе в гости.

На том и порешили.

* * *

Месяц в Калинине пролетел незаметно. Самым большим открытием в городе оказался целый район настоящих этнических корейцев. Вот это было неожиданно.

На последнем занятии лекторша отвела группу в другую комнату и ознакомила с перспективами компьютерной техники. Там стояли новейшие IBM PC. И у них были цветные экраны с графикой и поддержкой шестнадцати цветов, да еще и звук!

Она

запустила игрушку: через весь экран под музыку ползла лента, где стояли мультяшные кружки пенного пива. Рядом метался бармен, которому полагалось кружки ловить, иначе они падали на пол и со стеклянным звоном разбивались. Игра примитивная, но какие потрясающие аппаратные возможности!

* * *

На работе все вроде осталось по-прежнему, но что-то неуловимо изменилось. «Прихожане» посещали зал, но состав их стал иным, да и вели они себя иначе: молча садились за дисплеи и решали свои задачи. Все получалось, а если даже нет, они обсуждали проблемы друг с другом, а не с сотрудниками отдела.

Со Стручком Торик виделся реже. Пока друзья были на курсах, еэску обслуживал Илья и случайно удалил вместо резервной базы рабочую. Теперь Стручок по крупицам восстанавливал утраченное. Шеф лично приходил каждый вечер справиться, как идут дела.

Компьютеров ДВК стало больше. Кодер поставил новый язык программирования под названием Паскаль, но сам его осваивать не спешил, поручив это Торику. Направление оказалось приятным и интересным. Освоив за пару месяцев конструкции языка, Торик занялся программированием графики. Начал с примитивов — точек, линий и окружностей, подключил русский шрифт и теперь увлеченно строил диаграммы, развлекался рисованием трехмерных поверхностей и мечтал о написании векторного графического редактора. Вот только графика была черно-белая, а экранчик — маленьким.

Иногда приходил замученный однообразной работой Стручок «посмотреть твои околонаучные картинки». Сегодня друзья вспоминали цветного бармена и вздыхали — эх, где-то в мире прямо сейчас работают такие совершенные компьютеры!

Внезапно в зале раздается крик, зловещий хохот, а потом и женский визг. Друзья вскакивают, опрокидывая стулья, бегут в направлении звуков и замирают.

Кричит операторша Света. Обычно бойкая и смешливая, сейчас она в ужасе, поскольку висит вверх ногами и подметает пышной гривой пол. Хорошо еще, что пришла в брюках! Такого на работе она точно не ожидала. Здоровенный бугай Козодеров, внутренний заказчик, который приносит разводить печатные платы и проверяет работу, поднял девушку за ноги и, хохоча, трясет ее. Стручок на мгновенье теряет дар речи. Но со стороны двери уже движется высокая и худая фигура. Серафим даже не повышает голоса:

— Талгат, отпусти девушку, я не шучу.

— Она мне проспорила! Проспорила! Ладно, живи! — Света падает. — Но больше таких ошибок не делай.

— Света, ты в порядке?

— Ох… Я пойду.

— Талгат, ты что себе позволяешь с нашими сотрудниками? Думаешь, если Козодеров, тебе все можно?

— Да я пошутил!

— Пошутил?! У тебя голова на плечах есть, Талгат? А если бы ее инсульт сейчас хватил?

— Да ладно, такая лошадь здоровенная, чего ей сделается! Она поспорила, что на этой плате точно не будет ошибок, а сама четыре перехлеста допустила, четыре!