Обретённая память

Ллевеллин Дэвид

Майкл отвернулся и, выглянув за край крыши, увидел отражение луны на морской глади.

— Они не любят зеркала, — сказал он. — Что-то такое говорил Кромвель… в будущем. Он сказал, что им не нравятся зеркала.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Джек.

— Вода… — сказал Майкл, показывая на море.

— Нет… — Джек покачал головой. — Если ты спрыгнешь отсюда, то умрёшь.

Майкл кивнул.

— Я знаю.

Джек снова покачал головой.

— Нет… нет… Ты не можешь этого сделать.

— Всё это закончится, только когда я умру, — сказал Майкл. — Кромвель сказал мне об этом.

И Валентин. Если я умру, это… эта штука, которая им нужна… она исчезнет. Всё будет кончено.

На другой стороне крыши вондраксы по-паучьи двигались вперёд, их фигуры трансформировались из гуманоидов в костюмах в что-то странное и гротескное; на их коже появилась чешуя, как у рептилий, а из торсов полезли скрученные усики.

— Я должен, — сказал Майкл. — Я уже устал от этого. Я хочу, чтобы это закончилось.

Джек прижал его к себе, так крепко, как только мог. В этот момент ему казалось, что часть его знала Майкла всегда, как будто их жизни были каким-то образом навеки переплетены. Он хотел, чтобы слова Кромвеля и Валентина оказались ложью, просто словами, но в глубине души он знал, что это не так.

Майкл отстранился от Джека и кивнул. Это было единственным способом. Он вскарабкался на стену и посмотрел вниз, на обрыв, от одного вида которого кружилась голова, а потом — на море и огни далёких кораблей.

— Страна Хорайзан, — с мягкой улыбкой произнёс он.

— Что это? — спросил Джек.

— Это что-то, о чём меня спрашивала та маленькая девочка, — ответил Майкл. — Она спросила у меня, не приехал ли я из Страны Хорайзан. Я думал, что она имеет в виду «горизонт», но теперь я не так уверен в этом. Джек… Каково это — умирать?

Джек влез на стену рядом с ним и взял Майкла за руку.

— Хотел бы я это знать, — сказал он.

Вместе они упали с девятого этажа — этот момент растянулся для Майкла на целую вечность, момент, во время которого он всё время падал, когда вся его жизнь была лишь немного более чем спуском. В объятиях они прорезали поверхность воды и погрузились в глубину чёрного моря, опускаясь всё глубже и глубже, пока света, достигающего сверху, оказалось едва ли достаточно для того, чтобы посмотреть друг другу в глаза. Майкл коротко улыбнулся, а потом сделал выдох, свой последний выдох, взметнувшийся вверх в вулканическом потоке пузырей. Джек сделал то же самое, и несколько мгновений спустя они умерли друг у друга в руках.

* * *

Чёрный «Ленд-Ровер» остановился перед горящими руинами склада «Сахара Гамильтона», синий сигнальный маячок по-прежнему мигал на его крыше. Когда Кромвель вышел из машины, он увидел, что эта территория уже окружена армией, и это его отнюдь не порадовало, но тогда у них не было никакого плана относительно этого места. Сегодняшний вечер всех их захватил врасплох.

По правде говоря, его смущало то, что подстанция КВИ работала всего в полутора милях от Торчвуда, и они об этом не знали. Сколько времени эксплуатировалось это место?

Нескольких выживших русских уже забрали, наземная команда увезла их в бронированных машинах, пока пожарные пытались потушить горящие развалины. Кромвель предположил, что всё это место станет одним большим пустырём

всего за несколько часов, а все доказательства событий, происходивших этой ночью, будут изъяты для анализа или выброшены в море. Происшествие в «Сахаре Гамильтона» не случилось бы. Во всяком случае, официально.

Приостановившись, чтобы зажечь сигарету, осматривая разрушения, Кромвель повернулся к женщине, которая вела «Ленд-Ровер» — высокой брюнетке в мини-юбке и кожаной куртке. Она уже проводила исследования, ходя среди груд мусора и луж крови в тех местах, где лежали тела, и притворяясь, что не замечает похотливых взглядов некоторых солдат.

— Люси? — сказал Кромвель. — Есть что-нибудь?

— Ничего, — ответила Люси. — Они ушли.

— Все?

Она кивнула.

Кромвель затянулся сигаретой и покачал головой.

— Столько смертей, — сказал он.

Он шёл к краю пристани, когда к нему приблизились два солдата, которые тащили на носилках прикрытое тело.

— Сэр, капитан Тёрнер сказал, что вы, возможно, захотите увидеть это, — сказал первый, указывая на тело.

Кромвель кивнул, сделал ещё одну затяжку и приподнял простыню. Несмотря на то, что лицо было покрыто кровью и пеплом, а одна его сторона была повреждена падающими камнями, шрам помог Кромвелю опознать труп. Валентин был мёртв.

— Вот как, — сказал Кромвель. — Прощайте, мистер Валентин. Унесите его, мальчики. Сделайте с ним то, что нужно.

Кромвель сел, немного неуклюже, на один из столбиков на краю причала. Он чувствовал, что возраст уже начинает сказываться на нём. Были времена, казалось, не так уж давно, когда он мог бы быть одним из тех, кто бегает вокруг развалин, отмечая каждую мелочь, записывая показания. Он бы не обращал внимания или, по крайней мере, старался не обращать внимания на наиболее ужасные детали — такие, как лужи крови или легко узнаваемые фрагменты тканей и костей. Теперь те дни уходили в прошлое. Сколько ещё ему осталось? Пять лет? Десять?

Его недолгая задумчивость была прервана всплеском воды. Он резко обернулся и, взглянув на море, увидел появляющуюся на поверхности фигуру. Это был мужчина, мужчина, обеими руками хватающийся за ржавеющую лестницу и подтягивающийся вверх, к причалу, тяжело дыша, как от боли. Мгновение он лежал там, на боку, кашляя, выплёвывая воду и просто глядя в пространство прямо перед собой, как будто его мысли были в миллионах миль отсюда.

— Харкнесс… — сказал Кромвель, но мужчина не узнал его. Вместо этого он встал на ноги и ушёл, мимо руин склада, мимо Люси, оставляя за собой цепочку влажных следов.

— Джек? — позвал Кромвель, но было слишком поздно.

Джек Харкнесс ушёл.

Глава семнадцатая

В кабинете Джека было тихо, не считая гудения его компьютера. Джек молчал, может быть, уже минуту. Йанто прислонился спиной к одному из его старомодных шкафчиков для документов, постукивая пальцами по одному из металлических ящиков, и вздохнул.

— Но Валентин? — сказал он. — Почему они стёрли все записи о нём?

— Замешательство? — предположил Джек. — Отчаяние? Не знаю. Это были другие времена. Нужно было думать не только о пришельцах и Разломе.