Обручение на чертовом мосту
Шрифт:
Секунданты оказались проворнее, вместе подскочили к Софоклову, вместе склонились над ним – и вместе, резко, будто по команде, отпрянули с одинаковым восклицанием:
– О Господи!..
«Наверное, все-таки убил! – похолодел Берсенев. – И, наверное, какая-нибудь ужасная рана. В лицо… может быть, в глаз!»
Его передернуло от ужаса; кое-как заставил свои деревянные ноги передвигаться быстрее.
Тяжело подбежал, навис над головами секундантов – и вдруг замер, как они, потом так же отпрянул – и тоже помянул
Этот человек, лежавший на тропе, неловко подогнув ногу и разбросав руки, в одной из которых был пистолет… он не был Софокловым! Весь в черном, в высоких «веллингтоновских» сапогах и мягкой «калабрезе», нахлобученной так глубоко, что повисшие поля прикрывали пол-лица, он был одет иначе и выглядел иначе!
– Кто это? Кого вы пристрелили, милостивый государь? – отрывистым, неприязненным тоном спросил секундант Софоклова. – Это убийство, знаете ли, чистейшей воды…
Не слушая, Берсенев распахнул просторный черный сюртук лежащего да так и ахнул, увидев, что правое плечо все залито красным. Но не только это поразило его в самое сердце. Набухшая кровью белая рубаха ощутимо вздымалась на груди!
– Женщина? – изумленно прошептал секундант.
– Неужели?..
Внезапно Станислав Белыш, издав какое-то неразборчивое восклицание, схватился за шляпу, рванул – и… и тонкие русые волосы хлынули мягкой волной. Станислав сдвинул их дрожащей рукою – открылось нахмуренное лицо, такое бледное, каких не бывает у живых людей, а только у мертвых… или у призраков.
«Призрак, – подумал Берсенев. – Конечно, это призрак!»
И тут же он услышал чей-то глухой, совершенно незнакомый голос, отчаянно зовущий:
– Арина! Господи, Боже мой! Арина!
«Это я говорю, – с усилием осознал он. – Это мой голос. Странный какой!»
Мысль мелькнула – и исчезла. Он протянул дрожащую руку к любимому лицу, и вдруг что-то больно рвануло его за плечо.
Оглянулся, тупо уставился на своего секунданта – тоже смертельно бледного, с расширенными, безумными глазами.
– Вы убили мою сестру, милостивый государь! – воскликнул Станислав срывающимся голосом. – Мою сестру! И позвольте вас спросить, какого черта вы называете ее Ариной?!
Берсенев не успел ответить: раздался топот, и на тропу выбежал Софоклов. Увидев лежащую женщину, коротко, ужасно вскрикнул:
– Ах ты, Господи! Господи, барин! Что ж вы натворили-то?!
Берсенев повел глазами… Мелькнуло какое-то воспоминание, но сейчас было не до него. Сейчас одно существовало для него на свете: Арина. Нет, Ирена!
– Доктора позовите! – кричал как безумный Белыш, принимаясь спускать рубаху с простреленного девичьего плеча и выхватывая из кармана платок. И тут же бешеными глазами поглядел на Берсенева и Софоклова: – А ну, отвернитесь, господа! Нельзя вам! Убью всякого, кто на мою сестру глянет!
Софоклов отвернулся, даже руки для надежности к глазам
Берсенев медлил. Он мог бы сказать… он мог бы… но за его словами немедленно последовал бы новый вызов на новую дуэль, а этого ему сейчас совсем не хотелось. Еще убьет его этот безумный Белыш за свою сестру… да за нее Берсенев и сам убьет кого угодно! Но не сейчас. Сначала нужно ее рану залечить.
Господи! А если рана смертельна?! Тогда ему самому останется только застрелиться. Только застрелиться!
И он закричал отчаянно, еще громче Станислава:
– Доктора!
Новый топот в тумане – выскочил человек в длинном полотняном сюртуке, с саквояжем в руках: доктор, которого вчера большими деньгами заставили присутствовать при дуэли.
– Сударь, – обратился он к Софоклову, – там ваш конь бесится, мне его не удержать. Я его к дереву привязал, но он и дерево сломает. Ах ты, свят-свят! – Это он увидел лежащую Ирену.
Склонился над ней…
– Нужно сделать перевязку немедленно! – заявил через минуту. – Мужчин прошу удалиться. Я позову, чтобы перенести ее потом в экипаж.
– Я не уйду, я брат! – мрачно заявил Станислав.
– Что-то много братьев, – пробормотал доктор, глядя то на него, то на Софоклова. – Ладно, пусть брат останется, остальные – уходите.
Секундант Софоклова исчез первый. Глядя, как его спина растворяется в тумане, Берсенев отчего-то подумал, что никогда его больше не увидит. Может, и Софоклов сейчас сбежит?
Хотя ему-то чего бежать? Не он ведь убийца…
А и в самом деле, прав доктор. Что-то много оскорбленных братьев нынче собралось…
– Разъясните, сударь, что произошло? – устало проговорил Берсенев.
– Да что? – конфузливо отвел глаза Софоклов. – Пусть уж она вам потом сама все разъясняет. А сейчас… Не пройдете ли к Байярду, а? Еще Арина с ним могла сладить, он ее слушался, а меня – ни в какую. Может, вас послушается?
– Байярд? – Берсенев споткнулся. – Так это вы его украли? Кто вы такой?
Софоклов тоскливо посмотрел на него и вдруг с силой рванул себя одной рукой за брови, другой – за усы. Берсенев только моргнул растерянно, глядя на черные охвостья, оказавшиеся в его ладонях. Лицо покрылось красными пятнами и сморщилось от боли, слезы проступили в ярких карих глазах – и Берсенев покачал головой:
– Емеля?! Да как же я тебя не узнал?!
– Не ждали увидать, вот и не узнали, ваше сиятельство, барин, Николай Константинович.
– Конечно, не ждал! – фыркнул Берсенев. – Ведь ты в бега подался. Ты – и Арина, Ирена то есть… А теперь тут комедию какую-то страшную разыгрываете. Убить меня задумали?!
– Ох, барин! – заломил руки Емеля, падая на колени. – Не велите казнить… мы с Аринкой в бега не от хорошей жизни ударились. После того, как вы нас Макридиной продали…
– Я вас продал Макридиной?