Обрученная со смертью
Шрифт:
— Потому что ваша раса наделена особым видом психологического восприятия под названием эпматия.
— Сопереживанием? — на несколько секунд я даже успела забыть о всех своих недавних трагических терзаниях.
— Да. Сопереживанием, сочувствием, состраданием. Способностью перенимать на себя чужую боль и прочие гуманные чувства. Чисто человеческая черта, опасная еще и тем, что она может распространятся даже на животных, оказавшихся под опекой у очень сердобольных людей.
— Серьёзно? — в этот раз я чуть было не встрепенулась, окончательно отодвигая на задний план зародившуюся было готовность к принятию «сана» пожизненной страдалицы. — Вы боитесь нашей эмпатии?! ВЫ?! Пропитанные насквозь до мозга костей своей мегаинопланетной атараксией бесчувственные
— Ты напраснo иронизируешь. Подобные вещи возникают в природе не на ровном месте. Нам пришлось пожертвовать слишком многим, во избежание каких-либо нежелательных мутаций в нашем собственном развитии. Выживание любой ценой, куда входит полный отказ от чувств и эмоций, из-за которых легко лишиться далеко не одной головы.
— То есть… никакой любви к ближнему, родственной привязанности? Ни восторга, ни радости, ни счастья?
Найджел ответил не сразу, что уже выглядело несвойственной для него реакцией, особенно когда он слегка приподнял голову и с пристальной «задумчивостью» во всевидящем взоре вперился в меня, будто острием иглы в тельце трепыхающейся бабочки. И опять мне стало не по себе и это даже слабо сказано. После всего, что уже успело произойти, а мне еще пришлось по ходу многое узнать и принять из услышанного на веру — в самую пору взмолиться и выпросить хоть несколько минут спасительного тайм-аута. Только, боюсь, Астону на все мои страдания и эмоциональную лoмку было откровенно начхать.
— За долгие тысячелетия лишений, потерь и кровопролитных войн, приходится отказываться от очень многого или же на очень долгое время запечатываться наглухо под бронёй защитной апатии, чтобы сохранить и силы, и способность к трезвому мышлению в моменты стрессовых ситуаций.
— А как же любовь и… страсть? — никогда бы не подумала, что скажу об этом первой, глядя в лицо «мужчины», от поцелуя которого меня до сих пор пробирало волнительным томлением. Я же ещё секунду назад хотела умереть под прессом неумолимой обречённости и предстоящих мук своей незавидной участи, а теперь меня кроет безумным желанием вскочить, схватить этого отмороженного чурбана за грудки и…
— А тот поцелуй? Что он вообще значил? И значил ли хоть что-нибудь вообще? Как я успела тогда понять, занятия… сексом для вас не чужды. У вас вполне функциональные репродуктивные органы, а, значит, эрогенное возбуждение и сексуальное удовольствие должно являться частью вашей природы. А ведь это очень сильные ощущения, способные довести до потери физического контроля и того же трезвого мышления.
От собственной смелости меня моментально бросило в жар. Хотя, если так подумать, чего мне теперь бояться? Может только предупреждения на тот счёт, что из меня захотят однажды сотворить покладистую собачонку, которую будут потом именовать «Вонючкой»?
— Сексуальное удовольствие, как правило, не приводит к стрессовым потрясениям, скорее наоборот, неплохо их снимает, а на нашем примере, питает дополнительной энергетической «подзарядкой», но только в том случае, когда партнёр «не прочь» поделиться частью своих сил. К тому же, природа цессерийцев превосходит в этом плане человеческую в разы, мы более выносливы физически — во всех смыслах и никогда не совокупляемся наспех, подобно кроликам. Для нас это что-то вроде весьма ответственного и достаточно кропотливого ритуала, поскольку раньше занятия теми же оргиями проводились за несколько часов до начала военного наступления или принятия боя при нападении со стороны.
— Так вы что?.. Не только вампиры, но еще и по совместительству… инкубусы и суккубусы? — вот теперь я по — настоящему оторопела, впервые через столько времени взглянув на невозмутимо восседающего передо мной похитителя, так сказать, под совершенно иным углом. Ведь по сути он мог оказаться, ко всему прочему, гиперсексуальным эротоманoм.
Даже не знаю… Как-то не клеится. Или клеится?
Похоже, мощные приливы эмоционального жара решили притопить меня окончательно. Ещё немного и не выдержу,
— Инкубы и суккубы — это чисто средневековые фантазии католиков, которые оправдывали собственную похоть через подобные байки о придуманных ими сексуально озабоченных демонах обоих полов. Но да, скрывать наше вмешательство в сексуальную природу людей как-то уже бессмысленно. Вернее, в её усиление и использование нами же в своих корыстных целях.
— Так всё-таки суккубы и инкубы, пусть и не мистического происхождения. И, видимо, оргии с секcуальными извращениями и прочего вида растлениями, это тоже пришло от вас? Разве что в вашем случае муками совести за содеянное там пахнуть не должно. Хотя, если честно, как-то верится в вашу запредельную сексуальную природу с большой натяжкой, особенно когда уже целый час смотришь в лицо примороженного истукана напротив и пытаешься сопоставить услышанное с увиденным. В лесу было как-то повеселей что ли.
И в который уж раз никто меня за язык не тянул, поэтому… сама виновата. Если, конечно, не ставила до этого перед собой заведомую сверхзадачу определённого уклона — достать и сковырнуть панцирь раздражающей невозмутимости этого… не пойми какого гибрида. Да и мало ли. А вдруг он просто заливает? Судя по всему, мужики везде одинаковы, даже из иных межгалактических цивилизаций.
Но я в который раз переоценила свою браваду и недооценила скрытые возможности своего собеседника. Моргнуть не успела, как его чёрная «тень» буквально метнулась с кресла прямо на меня, накрывая практически с головой и в мгновение ока сковывая сладчайшей парализацией вполне ощутимой и весьма весомой тяжестью. Только и сумела, что ошалело выдохнуть, уставившись в нависшее надо мной лицо белокожего демона в человеческом обличье. Когда и как он опрокинул меня на спину, каким-то невообразимым способом то ли окутав собой, то ли просто припечатав своим телом к толстенному матрацу, я, естественно, не заметила и не поняла. Зато пробрало меня при этом «гнётом» собственного сладкого предвкушения до немеющей дрожи в поджилках не хило так, усилившегoся в разы под реальным весом Астона, под его руками и прессующим до осязаемого треска взглядом на моё немощное сознание…
— Неужели всё это время тебе было непонятно, почему же я тебя не трогаю? — его чёртов звучный баритон, надломленный завораживающей хрипотцой, оказался не менее пробирающим и пронизывающим насквозь, чем его гипнотический взгляд колдовских глазищ. Я даже забыла, что нужно дышать. Про думать, моргать и прочее — в осoбенности. — Ты хоть можешь себе представить, что это такое вообще? Высасывать из человека силы через секс?
сцена третья, «феерично-откровенная»
Есть моменты, которые невозможно ни описать словами, не передать через визуализацию. Их можно только чувствовать и пропускать через себя невообразимым буйством ирреальных ощущений. И то, приходится ловить себя на мыслях, что всё это не просто так, что при иных oбстоятельствах и при взаимодействии с другим чeловеком, ничего подобного ты бы никогда не испытала. Вся вина лежит на том, в чьих руках ты находишься и насколько глубоко он способен пробиться через блокирующие «пласты» твоей ограниченной физиологии.
Даже не знаю, повезло ли мне с этим или наоборот — явилось следственной необратимостью, оторвавшей меня от банальной действительности и связанных с нею не очень-то и приятных тактильных общений со своими братьями по разуму. Сразу сходу (если оставить где-то далеко за бортом предыдущий опыт физических контактов с противоположным полом), буквально вляпаться в нечто для меня неведанное и запредельно откровенное. Соприкоснуться с существом, которое спoсобно или способен играть с твоим разумом и чувствами в прямом смысле этого понятия, будто искусный виртуоз на многочисленных струнах сложнейшей арфы.