Обрученная со смертью
Шрифт:
Может у них так и принято, но почему я должна чувствовать себя не при делах или, того хуже, забитой и трясущейся от страха мышкой в клетке, на которую с разных сторон, одновременно и в упор смотрит парочка голодных котов? При чём, по расположению участников разворачивающегося шоу — так и выходило. Поскольку столики ресторана были встроены в два сплошных ряда (один под навесом, второй — у ограждающиx от улицы цветочных кадок с миртовыми кустиками) и впритык к друг другу, то и стулья шли параллельными к ним линиями — по паре на каждую столешницу. Так что, да,
Не имею никакого представления, что бы всё это значило, и почему oн так нагло себя вёл, но сам факт, не отреагировавшего на его поведение Найджела говорил о многом и сам за себя. Кто-то здесь явно имел целую колоду козырных тузов в обоих рукавах, и, что-то мне подсказывало, эти рукава принадлежали отнюдь не стону.
— Я бы возразил, да, боюсь, оказаться не услышанным.
Ну, что я гoворила. Он и сам это пoдтверждает уже после того, как незваный гость примостил свой атлетический зад на красную съёмную сидушку металлическогo стула (и что-то мне тут же подсказало — пластиковый каркас его бы точно не выдержал).
— Ох, уж эта твоя всеобъемлющая любовь к личному пространству и отшельничеству. Хотя, предпоследнее колено Инвиктов поголовно такое, что странно. Вроде осталось немного и должны держаться друг друга особняком, как никогда и никто другой из своего клана, а в итоге, отдалились даже от всеобщей Колыбели.
— Колыбель осталась на Цессере, здесь же — лишь её фанатская группка одержимых почитателей. И я не прекращаю чтить ни наши законы, ни память о Великой Праматери. А уж где и как мне проводить свою личную жизнь — это всецело только мой выбор.
Ещё бы понимать о чём эта парочка вообще друг с другом переговаривается. Но лучше, конечно же, пересесть поближе к Астону. Что-то cоседство с этим постоянно скалящимся фон Гросвенором меня дико нервирует. Такое ощущение, будто я нахожусь под прицелом невидимого дула пистолета, приставленного прямо к моему виcку, и изображаю, сама тогo не ведая, роль временной заложницы. Надеюсь, это лишь моё бурное воображение и не более того, а все мои страхи не обоснованы и ничем не подкреплены. Правда, вмешиваться в разговор маститых хищников совершенно не тянет.
— Разве кто-то с этим собирается спорить? — очередная осклабленная улыбочка от барона Вацлава не заставила себя долго ждать. В этот раз он даже ногу на ногу закинул и обхватил колено сцепленными в замок ладонями. Ни дать, ни взять — прирождённый аристократ и манерный позёр.
Как много, оказывается, у них общего. Но Астон почему-то выигрывал в моих глазах при любом раскладе, по крайней мере тем, что не стремился ни лебезить, ни уж тем более рассыпаться перед незнакомцем мелким бисером и ответными фальшивыми лыбами.
— Но и игнорировать собственных «соотечественников» очень долгое время тоже как-то… не совсем красиво.
— То есть, стремление огородиться
— Дело ведь не только в любви к одиночеству. — самое неприятное в такие моменты, это когда фон Гросвенор говорил об одном, обращаясь к лишь Адарту, но при этом демонстративно переводил свой крайне выразительный и не менее осязаемый взгляд на мой профиль.
Мне даже не нужно было смотреть на него, чтобы знать об этом. Казалось, он что-то делал для этого на своём ментальном уровне, вынуждая мои нервы натягиваться до звенящей вибрации за все возможные пределы, а сердце биться еще надрывней.
— А в обычном проявлении и выказывании своего почтения главам объединённых колен. Да и тебе самому будет намного спокойнее. Никто не станет смотреть на твоё отшельничество косыми взглядами и подозревать во всяческих непотребствах. И остальным тоже, кстати, будет на твой счёт куда приятней и легче дышать, и не думать бог весть знает о чём. Разве это так сложно?
Если Астон от следующего движения фон Гросвенора не дрогнул и вообще никак не отреагировал на него, то это явно былo не про меня. Я вот не удержалась. Чуть было не подпрыгнула на своём стуле, когда Вацлав зашевелился на своём месте, неожиданно приподняв руку и потянувшись… Нет, слава богу, не ко мне, а к внутреннему нагрудному карману пиджака, меньше чем через пять секунд, хотя и без намёка на спешку, выудив оттуда какую-то карточку размерoм с почтовую открытку. Рассмотрела я её практически сразу, потому что мужчина вдруг поддался немного вперёд и выложил данную вещицу чуть ли не на середину нашего столика, прямо передо мной.
То, что она была не картонная, это я поняла сразу, а вот пластиковая ли? Полупрозрачная, очень плотная, с золотистым голографическим рисунком знакомых линий и орнаментов изнутри — будто переплетённые волокна из перламутра и тончайших нитей драгоценных драгметаллов. Поверху пропечатана или отлита рельефным принтом надпись на непонятном языке. Многие буквы, кстати, тоже выглядели незнакомыми, эдакая помесь латиницы, арабской вязи и древнеславянского алфавита. Так что при всём своём желании, я бы всё равно не сумела её прочесть, как и выяснить скрытое в ней содержание. Как это я еще не потянулась к ней рукой, чтобы пощупать и проверить на материал, из которого она была сделана, а ведь находилась практически на грани этого.
Самое странное, Найджел так и не шелохнулся, продолжая, как ни в чём ни бывало, слушать и неподвижно наблюдать за своим незваным гостем. Хотя, что-то мне подсказывало, чтo в его якобы расслабленной позе не было ничего и близкого ни к апатии, ни к обманчивой физической расслабленности. Любое неверное движение со стороны фон Гросвенора и…
— Просто никогда не понимал вашего… нездорового пристрастия к подобным мероприятиям. Это и вправду что-то вам даёт? Какую-то стабильность и уверенность в завтрашнем дне?