Обрученные с Югом
Шрифт:
— Ну, считай, что ты труп! — рычит этот тип, стряхивая осколки стекла с одежды.
Он вскакивает, красный от ярости, и я успеваю заметить невыразительные, блеклые черты его лица, пока он поправляет съехавшие очки. Если бы следователь попросил меня описать его внешность, я сказал бы, что в лице нет ничего лишнего, декоративного, все подчинено сугубой функциональности, как в «хонде аккорд». Приставив пистолет к его лбу, я с благодушным видом помахиваю рукой прохожим, давая знать, что все в порядке, ситуация под контролем. Снимаю с типа темные очки и кладу к себе в карман. Брови у него густые, нависают над карими,
— Ваш бумажник, сэр, — приказываю я. Взяв протянутый бумажник, говорю: — Благодарю за проявленную готовность к сотрудничеству, мистер Джон Самми. О, а это, должно быть, очаровательная миссис Самми. И три славных мальчугана — сыновья, наверное. Вы являетесь клиентом «American express» с 1973 года, подумать только! И ваша «Visa» до сих пор действительна. А вот у карты «Discovery» срок действия истек, мистер Самми, вынужден вас огорчить. Я оставлю ваш бумажник у себя на месяцок-другой. Мы посмотрим, перестанете ли вы преследовать эту милую молодую женщину, которая живет на другой стороне улицы. Куда она ни пойдет — везде наталкивается на вашу мерзкую рожу. Но теперь у меня есть ваше водительское удостоверение, и я знаю, что вы живете в Сан-Рафаэле, [79] на Вендола-драйв, 25710, так что, возможно, вам придется еще не раз увидеть мою мерзкую рожу.
79
Сан-Рафаэль — северный пригород Сан-Франциско.
— Я лично знаком с мэром. Я лишу тебя жетона, поганец. Сегодня же вечером ты будешь молить о пощаде.
— Слышите это странный звук? Это стучат мои зубы от страха. Но вы ошибаетесь. Я не полицейский. Я муж этой женщины, только что вышел из Сан-Квентина. [80] Вернуть вам ключи от машины, мистер Самми?
— Да, сэр, — кивает он.
— Будут у меня проблемы из-за того, что отпускаю вас. Я обещал жене пристрелить вас на месте. Ну да ладно. Вы знаете, как бабы сентиментальны. Расскажу ей про трех ваших малюток, сыграю на чувствах, короче. Кстати, вы помните, откуда я только что вышел?
80
Сан-Квентин — тюрьма штата Калифорния, известная своими строгими порядками; находится близ Сан-Рафаэля.
— Да, сэр. — Трясущейся рукой он пытается вставить ключ зажигания.
— Бумажник пришлю по почте через месяц.
— Большое спасибо.
— А теперь, Самми, мы должны разыграть еще одну сценку, чтобы угодить моей жене. Тут мне понадобится ваша помощь. В вашем распоряжении двадцать секунд, чтобы свалить отсюда. После этого я стреляю. Две секунды уже прошли.
Я никогда не видел, чтобы автомобиль на такой скорости рванул по городской улице.
Ленивой походкой я возвращаюсь к дому 1038 по Юнион-стрит, и снова звоню в звонок, и снова слышу из-за двери напряженный голос Анны Коул.
— А вы будете покруче, чем он, — говорит она.
Я вижу ее силуэт за старинной кружевной занавеской, которая некогда принадлежала Тревору По.
— С ним оказалось справиться труднее, чем я думал.
— Зачем
— Он не хотел вступать в разговор, и я надеялся таким образом привлечь его внимание.
— А теперь убирайтесь немедленно, или я вызову полицию. Вы псих, это точно. Я не буду разговаривать с вами, и, вообще, я ничего не знаю про вашего друга. Если б знала, сказала бы. А так уходите.
— Хорошо, — говорю я. — Спасибо за помощь.
Я разворачиваюсь, по невысокой лестнице спускаюсь на Юнион-стрит и тут слышу, как открывается входная дверь.
— Могу я получить обратно папин пистолет? — спрашивает Анна Коул.
— Нет. Вы ведь осуждаете насилие и кровопролитие, разве забыли? Оставив пистолет у себя, я помогу вам приблизиться к честной, достойной жизни. Вам не полагается владеть оружием, вам также ни к чему номер автомобиля вашего преследователя, его водительское удостоверение и бумажник, битком набитый всякими сведениями о нем.
Мы стоим, враждебно глядя друг на друга. Анна первая принимает решение.
— Хотите чашку травяного чая? — предлагает она.
— Нет, благодарю, — отвечаю я. — Нет ли у вас кофе?
— Я не люблю кофе.
— А я не люблю травяной чай. Мне пора идти, я потерял много времени. Держите пистолет вашего папы. Купите патроны к нему. Сексуальный маньяк этот тип или нет, он, наверное, постарается довести свое дело до конца. Вот его бумажник. Снимите копию с водительского удостоверения и отошлите в полицию.
— Может, хотите стакан сока?
— Сока выпью с удовольствием.
Войдя в комнату, я испытываю потрясение: здесь практически все осталось, как при Треворе. Только на крышке пианино, где раньше стояли фотографии друзей и знаменитостей, с которыми Тревор общался, Анна расставила фотографии своего миннесотского семейства. Я говорю ей, что в ее распоряжении оказались предметы мебели и произведения искусства, которые принадлежали моему пропавшему другу.
— Я ничего не украла, — объясняет она с тревогой в голосе. — Я сняла квартиру с обстановкой и очень обрадовалась, что здесь жил человек со вкусом.
— Почему же он все бросил? Он с такой любовью выбирал каждую мелочь, каждую книжку, каждую статуэтку.
— Понятия не имею. Он съехал месяцев пять тому назад, так я думаю. Я живу здесь уже три месяца. За последний год он не заплатил ни пенни квартирной платы. Владелец квартиры не мог больше ждать и выселил его — у мистера Чао просто не было другого выхода. Тревор никогда не говорил мистеру Чао, что болен СПИДом. Вообще не говорил, что чем-то болен. Мистер Чао даже плакал, когда рассказывал мне об этом. Это он попросил, чтобы я ничего здесь не трогала и оставила всю мебель на месте, как при старом жильце. Все по-прежнему принадлежит Тревору, я всего лишь квартиросъемщик. Как вас зовут?
— Лео Кинг. Мы вместе с Тревором учились в школе, в выпускном классе.
— Он был, похоже, в плохом состоянии, когда уезжал отсюда. Соседи много говорили про него. Меня они ненавидят, потому что думают, будто я прихватила его квартиру.
— А где у него альбомы с фотографиями? Я хотел бы их забрать, чтобы изучить вместе с друзьями.
Анна открывает шкаф и вынимает альбомы, потом спрашивает с любопытством:
— А вы женаты, Лео?
— Да.
— А кольцо не носите, — замечает она.