Обряд Ворлока
Шрифт:
Димитрий слушал не перебивая. Не пытался оправдать священнослужителя.
А когда парень смолк, тихонько проговорил:
— Давать такому человеку в руки Святой Грааль — все равно что юродивому сунуть в руки заряженный самострел. Мне стыдно, что бенедиктинец прикрывается именем Господа и творит непотребство со святой молитвой на устах. Если вы не прогоните меня, я хотел бы встать рядом с вами, чтобы бороться с отцом Бернаром.
— Но ведь ты же монах! — дернул себя за бороду Гуннар. — Ты пойдешь против своего? Обеты позволят? А если и пойдешь, то как будешь сражаться? Оружие носить вам не положено…
— Против такого своего мои обеты не то что
Вратко не зная, что ответить, посмотрел на викингов и оборотня. Мол, что посоветуете? Олаф пожал плечами. Отвел глаза. Но Гуннар с Вульфером, не сговариваясь, кивнули.
Тогда и словен улыбнулся Димитрию:
— Хорошо, ромей, будем держаться друг дружки. Авось не пропадем.
На том и порешили. Теперь Вратко, с трудом преодолевая сонливость, вспоминал свои слова и речи монаха. Все пытался отыскать подвох. И не находил.
В темноте легонько храпел Гуннар. Продолжал жалобно стонать динни ши. Сопел носом грек.
Новгородец сладко зевнул, выворачивая челюсть…
И вдруг почувствовал чье-то присутствие. Взгляд чужого существа.
Глава 15
Ужас глубин
Так иногда бывает. Ты спиной можешь ощутить внимательный взгляд, устремленный на тебя.
И неважно, кто это: стрелок, направивший острие срезня тебе в затылок, или купец, решивший поживиться за твой счет, всучив бесполезный товар; старый враг или девчонка с соседней улицы; самоуверенный вор или подозрительный стражник.
Ты не видишь этого человека, но знаешь, что он вовсю разглядывает тебя. А кому случалось бродить в одиночку по лесу (пускай и не забираясь далеко от опушки), подскажет, что порой и зверь лесной может буравить спину внимательным взглядом.
Говорят, некоторые люди с годами учатся не только улавливать чужой интерес, но и чувствовать его мельчайшие оттенки. Набросится или попросит кусок хлеба, жалуясь на уродство или немощь. Отпустит тетиву лука или попытается тихонечко улизнуть подобру-поздорову. А если и выстрелит, то можно заранее узнать, куда он целится: в горло или сердце, чтобы насмерть, или в ногу-руку, чтобы захватить потом живьем. Воину, догадавшемуся, куда будет направлен удар, не составит труда его отразить. Вот так и рождаются легенды о бойцах, способных отбивать стрелы на лету.
Вратко не верил, что когда-нибудь сможет сравняться с великими воинами. Купеческому сыну нужно знать свое место. Ну, разве что немножко ворожить… Что-то же у него получалось до сих пор. А вдруг умение колдовать развивает чувства так же, как и воинские упражнения? Ведь никто из его спутников — даже оборотень, а уж кто, как не он, должен обладать звериным чутьем? — не поднял тревогу, не попытался разбудить остальных.
«А может, это мне снится? Да где там! Я же все чувствую. Голод в пустом животе. Холод — вон как озябли пальцы на ногах! Боль в плече, которое ушиб о камень в драке с пиктом. И страх…»
Попытавшись пошевелиться, Вратко понял, что все тело его оцепенело. Будто онемело, как пальцы после того, как их туго скрутил ремнем Эйрик, воин Модольва-хевдинга. Или когда парень пробултыхался всю ночь в холодной воде. Тогда было так же тяжело встать на ноги. Хотелось лежать и лежать, уткнувшись носом в палубу… Да вот только сейчас хотелось вскочить, но руки и ноги отказывались повиноваться.
Едва заметный ветерок пробежал по схорону.
Значит, то нечто, что пробралось
В ноздри словену ударил странный запах. Немножко мокрой шерсти, немножко сырой глины, чуть-чуть гнили, будто бы отдаленная мусорная куча.
Хоть бы дотянуться пальцами до копья!
Волшебное оно или нет, но прикосновение к оружию придаст уверенности и сил.
Новгородец старался изо всех сил, но непослушные мышцы не слушались.
Запах усилился…
Жалобно вскрикнул раненый динни ши.
Звук волочащегося тела!
«Ты ворлок или нет? — Вратко захотелось дать самому себе пощечину. — Где твое колдовство?!»
Слова закружились, словно снежинки в зимнюю метелицу, погнались друг за дружкой, как возвратившиеся из теплых краев береговушки, и выстроились в строки.
Ночь, стань днем, Слово молвлю. Лунам лба Ладно ль слепнуть? Хитрый тать Тьмой укрылся — Знать, брат Хель Зло замыслил. [94]Вспышка!
Яркий свет, лившийся отовсюду, а вовсе не так, как раньше, из мерцающего клубочка, ударил по глазам. Вратко охнул и зажмурился, но успел разглядеть толстый, вихляющий зад, покрытый серой шерстью, которая свисала спутанными космами. Неведомый ночной гость стремительно скрылся в проеме. В том самом, который они так старательно перегораживали ломаными досками — не задержат, так хоть загремят, падая, и разбудят. Как бы не так! Серая лохматая тварь осторожно раздвинула обломки, и никто даже шороха не услышал.
94
Виса сложена размером тёглаг.
В следующее мгновение новгородец осознал, что яростно трет глаза.
Значит, руки, по крайней мере, слушались!
Рядом вовсю ругался Гуннар. Таких богохульств словену еще не приходилось слышать, хоть и прожил он бок о бок с викингами почти полгода.
— A dh’oidhche uabhasach!!! — в звенящем голосе Лохлайна слышалось больше испуга, чем ярости. — Taigh na galla dhaibh!!! [95]
— Ослабь, отпусти, прости, Боже, прегрешения наши, добровольные и непреднамеренные, совершенные словом и делом, сознательно и неосознанно, днем и ночью, в мыслях и в намерениях: всё нам прости, как милосердный и человеколюбивый! — частил Димитрий.
95
Ночной ужас! Будь ты проклят! (гэльск.).
Цветные пятна мелькали у Вратко перед глазами, переливаясь и вспыхивая, словно смолистые сучья в костре. А он все тер и тер веки, пока не понял, что наконец-то может видеть.
Его спутники, прикрывающиеся от слепящего света, были уже на ногах. Олаф вжался спиной в стену, выставив перед собой меч. Оскаленный Нехта прижимал к плечу приклад самострела.
— Что это было? — щурясь, воскликнул новгородец.
— Тролль!
— Ужас глубин!
— Демон косматый!
Одновременно выкрикнули Олаф, Нехта и Димитрий.