Общество гурманов (сборник)
Шрифт:
— Он ее лапал? То есть, вы говорите, этот молодчик мало того что профсоюзный лакей, так еще и насильник?
— В любой семье не без урода, сэр, а она хорошенькая на свой манер и, похоже, сама не прочь.
Тауновер заметил через окно поворачивающую с Ривер-роуд карету — элегантный экипаж, запряженный четверкой лошадей, без сомнения, принадлежащий Гилберту Фробишеру, баснословно богатому человеку, уже отошедшему от дел, и большому ценителю качественной бумаги. Фробишер и двое других возможных пайщиков собирались осмотреть фабрику сегодня утром. Карета скрылась из вида под деревьями.
—
— Конечно, очень даже может быть. Правда, там темно было, под деревьями, и они испугались и убежали, прежде чем я успел их как следует рассмотреть.
Тауновер кивнул и сказал:
— Если этот тип из профсоюза еще раз появится в наших краях, хочу, чтобы вы с Дженксом задали ему как следует. А пока, Дэвис, сообщи констеблю, что видели, как он приставал к одной из наших «бумажных кукол». Про надписи мелом и листовки говорить не надо. У меня нет желания наводить его на мысль, что у нас на фабрике неспокойно. Просто хочу, чтобы негодяю… преподали урок.
— Совершенно понимаю, сэр.
— Что до Дейзи Дампел, она слишком слабая и не годится для работы. Отправим ее домой, пока не наделала бед. Займись этим, Хенли. Дадим ей щедрое вознаграждение, сто фунтов. Этого ей должно хватить для счастья. Выпиши ей именной банковский чек. А то ее еще ограбят по дороге. Деньги получит на Треднидл-стрит, прямо в банке, так что посади ее на поезд в Лондон, и без промедления. А кто там был вместе с Дейзи, другие две девушки?
— Одну зовут Кло. Кловер Кантвелл, — сказал Дэвис, — а вторая — Нэнси Бэйтс.
— Имя Кловер звучит знакомо, но не могу припомнить почему.
— Помните, — пришел на помощь Хенли, — ту девушку, у которой престарелая тетушка в Мейдстоуне, пожилая вдова, совсем обедневшая? Она еще пришла к нам на вечер, когда мы открылись. Это она попросила нас взять на работу племянницу.
— Ну да, конечно. У нее еще были какие-то неприятности в Лондоне, насколько помню.
— Ее арестовали за мелкую кражу, но в итоге оказали снисхождение, опять-таки из-за вмешательства вдовой тетушки.
— Отлично. Девушка в щекотливом положении. Думаю, она будет сговорчива.
— Безусловно, она будет благодарна, если мы как-нибудь поможем ее тетушке, окажем небольшой знак внимания. Нам не помешает добровольный агент среди девушек, с позволения сказать.
— Превосходная мысль, — согласился Тауновер. — Вызовите мисс Кантвелл наверх, Дэвис. Как только Дейзи Дампел сядет на лондонский поезд и ее станет трудно найти, доложите о возмутительном поведении этого профсоюзного деятеля констеблю — как и тот печальный факт, что Дейзи предпочла вернуться в родительский дом, без сомнения, опасаясь новых посягательств на свою честь со стороны этого животного.
— Да, сэр.
— И еще одно, Дэвис. Все ли готово у нас в прихожей? Все «бумажные куклы» опрятно одеты, бумага и краска готовы, стол накрыт? Мистера Фробишера должна встретить самая красивая куколка. И не слишком хрупкого телосложения, если понимаете, о чем я.
— Все готово уже полчаса. Мистера Фробишера встретит Арчер — та, что с белокурыми кудряшками.
Дэвис вышел из конторы и, спустившись по лестнице, направился в отливной цех, где из чанов вынимали рамы с влажной бумажной
— Меня огорчает, что кто-то из девушек написал на стене мелом призыв к забастовке. Какая неблагодарность! Мне это совершенно не нравится.
— Какой-то процент людей всегда рождается неблагодарным, — заметил Хенли.
— К сожалению, ты прав. Слишком много сейчас паршивых овец. Но почему они не приходят ко мне? Если дело в жалованье, то мы можем и добавить один-два шиллинга. Я же не самодур. Выясни у мисс Кантвелл как можно больше.
— Думаю, мы можем узнать более чем достаточно, если воодушевим ее десятифунтовой ассигнацией.
— Которая никогда не попадет в сумочку ее бедной тетушки. Вот именно об этом я и говорю, Хенли. В мое время люди воодушевлялись на правое дело, потому что это правое дело, а не потому, что чуяли запах десятифунтовой ассигнации.
— Времена меняются, отец. Преданность вышла из моды. А вот ассигнации всегда будут в моде, уверяю тебя.
ГЛАВА 3
БУМАЖНЫЕ КУКЛЫ
Кловер Кантвелл погрузила пустую деревянную раму в стоявший перед ней прямоугольный чан с бумажной массой и принялась черпать гадкого вида кашу, выкладывая ее на плотную проволочную сетку, натянутую внутри рамы; бумажная масса быстро оседала, а жидкость просачивалась сквозь ячеи обратно в чан. Над смесью хлорки и щелока поднималось облако зловонных испарений, чего девушка почти не замечала — что, наверное, не означало ничего хорошего, поскольку от вони химикатов, по слухам, пропадало обоняние. Несмотря на защитные очки, толстые каучуковые перчатки и фартук, после шести месяцев работы с рамой Кловер успела хорошо познакомиться с химическими ожогами.
Она встряхнула раму снизу вверх и из стороны в сторону, чтобы стекли остатки жидкости и масса равномерно распределилась по дну, а потом передала ее валяльщице — сегодня это была Элспет, которая перевернула раму, вывалила влажную бумагу на войлочную подкладку и закрыла сверху войлоком, чтобы бумага оставалась влажной, пока не попадет в пресс для водяных знаков. Пустую раму она отдавала подавальщице, которая помогала чановщику — мужчин среди «бумажных кукол» не было, но девушки, что трудились у чанов, по устоявшейся традиции назывались чановщиками. Кловер тошнило от зловонной бумажной каши, и все же эта работа была много лучше той, с которой она начала: следить за печью, где прокаливались кости для изготовления из них коричневого красителя. Нет ничего хуже смрада горящих костей, уж лучше хлорка и щелок.
Из-за вонючих испарений из чанов девушки болели, Кловер видела это не раз: хриплый голос, воспаленная глотка, пузыри на руках, превращающиеся в открытые язвы и, в конце концов выпадающие целыми клоками волосы. Перчатки и маска не помогали. Но красильный цех был еще хуже. У ее подруги Мейбл слезли все ногти на руках. Считалось, что мистер Дэвис переводит девушек на другую работу до того, как это случится, но это лишь благие пожелания. Мистер Дэвис переводил «бумажных кукол» из цеха в цех исключительно по своему усмотрению.